Выбрать главу

Совет затягивался, у Козлика набухли на висках прожилки — оказывал себя гнев, вот-вот готовый излиться.

Меж тем челядины и ребятишки разжигали костер, чтоб натопить снега и напоить коней. Маркета, вся в слезах, стояла поодаль. Ах, как ей тяжело! Она осыпала себя упреками. За что? Да могла ли она защититься? Благодаренье господу, жива осталась!

О нет, не так она лукава, чтоб обманывать себя! В пропастях, куда ей дано было спуститься, различила она отсвет наслаждения, блуждающий огонек, что совращает ее с пути истинного, вздох восторга, в котором она раскаивается.

В ту рассветную пору все позабыли о пленниках, и стало так, что те смогли встретиться возле костра. Сердце Кристианово переполнилось состраданием; он поклонился девушке и сказал, что решится на все, дабы могла она выйти из горестного своего состояния. Маркета, однако, ни словечка не вымолвила в ответ. Немец зовет слугу, который, с тех пор как обоих постигло несчастье, всячески ободряет графа; ради всего святого молит Кристиан в точности передать свою просьбу.

Вы помните, что Маркета дала обет молчания, но — грешница! — разомкнула она уста и говорит:

«Благодарствую. Я готова вынести любые невзгоды побега, да как его устроить? Бог не внушает мне ни единой мысли. Скажи, коли будешь удачливее. И посматривай, не найдется ли поблизости ножа, тогда дай знак, где его можно взять».

На щеках Кристиана во время той речи проступил яркий румянец, — так горячо желал граф удачи бедняжке, до такой степени был потрясен случившимся, ибо, как и караульные, как и все, ночью выходившие из шалашей, знал о брачном ложе на снегу. Будь Маркета в меньшем смятении, она не утаила бы усмешки над новоявленным помощником. Ведь Кристиан так же хрупок, как она сама. И он думает сопротивляться Миколашу, сердце которого не знает пощады?

Бедная Маркета, не передалось ли ей отчасти буйство разбойника, его горячность?

Александра, бдительно наблюдавшая за своим узником, отвернулась от кучи детишек и не могла не видеть, что пленные разговаривают втроем; она подошла к ним, но в это мгновенье входные полотнища разлетелись, в Козликовы сыновья выскочили вон. Лица их искажены гневом, однако Козлик разъярен более других. Все вокруг трепещут. Свой бег Козлик замедляет, только завидев группу пленников, и вопит, будто запамятовал, о чем вчера Миколаш с покорностью говорил ему.

«Откуда взялась здесь эта девка?! Напяльте ей шкорни с гвоздями, пусть в них догоняет свое войско! Я хотел, чтоб ты привел Лазара, а ты смел ослушаться?»

Миколаш отвечает, что старый Лазар чуть не помер. Миколаш отвечает, но не смеет он ослушаться отца. Челядины сорвали с барышни туфельки и уже готовят три дощечки, пробивая их гвоздями. Маркета стоит на спегу босая; вот уж для нее ищут веревку, и тут вдруг, заикаясь, подает несмелый голос немецкий слуга. Козлик смеется, по не перебивает.

«Благородный господин Кристиан просит тебя отпустить девушку, он готов дать за нее выкуп, какой только ты пожелаешь».

Разбойник молчит, а два челядина готовятся приладить лубок с шипами к ноге девушки. Мгновенье — и… все будет кончено. Кристиан заламывает руки и с содроганием отворачивается; он хочет скрыться, бежать куда глаза глядят, хотя совсем не представляет, что ему делать в лесах… Как был, не покрыв голову, он устремляется в сторону чащи. Как он хрупок и безрассуден! Козлик кивнул, и один из челядинов ударом кулака валит графа с ног. «Делайте что велю! За дело! За дело!» — покрикивает главарь на своих прохвостов. Но около Маркеты стоит Миколаш, он поднимает орудия пытки и швыряет их далеко в ельник. Он полон решимости отстаивать свою возлюбленную.

Невиданное дело! Воспротивиться повелителю, владыке, который не признает ни епископа, ни короля! Воспротивиться воле отца! Прочие сынки подбегают к ослушнику, бряцая оружием.

Он заслужил смерть, заслуживает того, чтобы его голова была воздета на острие судлицы!

Но тут к ним приближается Александра, и средь грозных выкриков раздается голос, повторяющий на все лады: «Любовь! Любовь! Любовь!»

Достопочтенные господа, Козлик не настаивал на убиении своего чада, он простил его, ибо времена были слишком беспокойны. Он довольствовался кратким наставлением. Наказал Миколаша и Александру, принудив выслушать издевки прочих братцев и сестриц и насмешки своих вахлаков. Связал одной веревкой обоих немцев, Маркету, Миколаша и Александру. Связал и не дозволил отлучаться из лагеря. А сам сел на коня и во главе своих негодяев уехал.