- Никаких "Но". Как хочешь, марки чтобы были. И - не имей привычки распоряжаться чужими вещами. Я помогу тебе одеться.
Одеться, впрочем, Лёха мог и сам, не в младшую группу детсада ходил. Вот так иногда бывает, только что всё было более-менее хорошо и вдруг - раз, и ты идёшь обратно, словно побитая дворняжка, не зная, как теперь смотреть в глаза товарищу, которого хотел, ох как страшно хотел считать своим другом.
- Кто там? - Славкин голос был бодр и свеж. Он даже не подозревал, с какими вестями к нему на этот раз пришёл Лёха.
- Я...
- Ты чего забыл? - Винокуров открыл дверь, пропуская товарища в коридор, освещённый тусклой лампочкой.
- Я за марками. Назад. Мать ругается, - Лёха переминался с ноги на ногу, не зная, то ли раздеваться ему, то ли ждать одетому.
- Назад не честно. Обмен не перемен, - Славка гордо вскинул голову, словно бойцовский петух, на которого только что совершили нападение.
- Мать ругается, - мрачным эхом отозвался Лёха.
- Ну и что? Ты объясни ей! Иди и объясни! - Славка даже вытолкал Лёху за дверь. Тот, впрочем, и не сопротивлялся особо. Просто вышел и остановился. Назад, домой идти было нельзя. Лёха снова позвонил Винокуровым. Потом постучал. Потом поскрёбся. Потом принялся барабанить по двери в квартиру ногой, обутой в валенок. Иногда Лёха прекращал свои тщетные попытки добраться до злополучных марок и просто тихо сидел под дверью, надеясь, что ему откроют минут через пять, а потом принимался ломиться заново. Он не кричал, не плакал. Он просто методично дубасил валенком в дверь и повторял себе под нос, словно заклинание "Мать ругается".
- Ну, и что же это тут за тарарам такой?
Лёха поднял глаза. Перед ним стояла раскрасневшаяся с мороза мать Славика. Она улыбнулась, достала из кармана зелёного пальто с каракулевым воротником потёртый кошелёк с фотографией незнакомого Лёхе мужчины, оттуда ключи и ими открыла перед Лёхой дверь:
- Проходи, ты ведь к Славику, да? Он, наверное, сейчас подойдёт.
Но Славик был дома. Он стоял на пороге в комнату, бледный, с как-то неловко прилепленной улыбкой на лице.
- Так ты чего не открываешь? К тебе вот человек пришёл.
Славикова мать подтолкнула Лёху вперёд. Тот шагнул. Шагнул, как в бездну, словно Зоя Космодемьянская на эшафот.
- Привет...
- Привет...
Славикова мать начала раздеваться, а между ребятами повисло молчание. Каждый имел свою правду и не хотел даже слушать противоположную сторону.
- Ты всё же отдай марки, а? - понуро промолвил в очередной раз Лёха и вытер рукой пот с уже сырого от долгого торчания перед дверью лба.
- Назад не перемениваются, - Так же твёрдо и заученно и так же глухо, словно в пустоту проговорил Славик.
Снова повисло молчание.
- Ну, что там у вас, может, я помогу? - уже переодевшаяся в домашний халат мать Славика вышла к ребятам, - А то так до завтра и простоите, два барашка упрямых.
Она потрепала сына левой рукой по непослушному вихру на затылке и задорно из под очков подмигнула Лёхе, словно между ними давным-давно установлены самые приятельские отношения.
- Ма, мы марками поменялись, а он назад хочет. Так нельзя, - начал Славик.
- Мама... ругается. Они не мои. Марки в смысле. Отца... - подал голос в свою защиту Лёха.
- Понятненько. Пойдём ка в комнату, - поманила женщина Славика за собой, - Что скажу.
У Лёхи внутри всё оборвалось. А ну, как она встанет на сторону Славика. Тогда - что ему делать? Как быть? Домой приходить без марок было крайне чревато. Продолжать клянчить дальше тут? А смысл? Да и вообще, что может измениться? Славик, заручившись такой поддержкой, теперь уж точно не отдаст ему ни марок, ни чего-либо ещё. А уж на редколлегию не позовёт - это уж как пить дать.
- На, - отвлёк Лёху от грустных мыслей голос недавнего друга, - Посмотри, все ли.
На протянутой руке Славика кучкой лежали марки. Те самые. Из отцовского кляссера..
- Угу, - Лёхе было уже не до того, чтобы мелочно пересчитывать вновь обретённые сокровища. Он спешно засунул гордость любого филателиста в карман своего пальтецо и попятился к двери.
- До свидания.
- До свидания, Алёша, заходи ещё! - голос Славиковой мамы Лёха услышал уже в коридоре. Свершилось! Марки были у него. Мать теперь не будет ругаться. Лёха скакал через две ступени, лихо описывая полукруги на лестничных площадках. Душа пела. Душа рвалась под облака. И наплевать было на то, что Славкины этикетки в обмен на марки так и не были возвращены назад. Лёха об этом просто не помнил, поглощённый своей победой. Это всё мелочи. Это всё не важно, как и то, что где-то там, на пятом этаже горько плакал над своим кляссером Славка Винокуров, человек, с которым Лёха ещё вчера так страстно мечтал дружить.