Россия не имела своего морского флота, поэтому почти вся внешняя торговля в северных морях находилась в руках иностранцев и осуществлялась на их судах. Европейские купцы привозили изделия из золота и серебра, посуду, галантерею, москательные и аптекарские товары, вина, пряности (особенно перец разных сортов), изюм, инжир, лимоны, чай, сахар, шерстяные и шёлковые ткани, писчую бумагу, краски, белила, иголки, булавки…
Добрая половина архангельского люда находило работу на рынке. Даже бабы — по местному «жонки» — были заняты выгодной подённой работой. Часть их занималась промывкою на плотах крепко просоленной трески, а часть расселась у наскоро сбитых столиков и прилавков с ходовым товаром: шерстяными чулками, перчатками и рукавицами, сапогами, овчинными полушубками, ситцем, носильным платьем в виде готовых красных рубах… Торговали они и самодельными компасами — «матками», как называли их поморы. Много продавалось разной деревянной посуды, попадались и книги, стоившие очень дорого; на них спрос был большой, но только не каждому они были по карману.
Время близилось к весне, и рынок ожил, проснулся от зимней спячки, благо солнышко начало пригревать прямо с утра. Люд возле прилавков толкался разный: и рослые поморы-кемляне, и сумляне, раздобревшие на треске и чистой, не тяжёлой работе, и робкие с виду жители Терского берега… Застенчивый коренастый лопарь — саам — пытался скостить копеечку с какого-то товара, но разбитная торговка с таким напором трещала языком, что он махнул рукой и отсыпал ей денег столько, сколько она просила.
Шенкурский мужичок — «ваган кособрюхий водохлеб» — покупал «матку». Торговаться он не стал; назвал свою цену, как отрезал. Видимо, хорошо знал, сколько стоит самодельный компас. Торговка повздыхала с сожалением, но уступила. Востроглазый Алексашка различал среди поморов мезенцев, прозванных сажоедами и чернотропами, подвинских жителей — с виду угрюмых, а на самом деле ласковых, но хитрых, пронырливых и острых на язык, татар, которые испокон веков держали в Архангельске торговлю бакалейными товарами и сладостями…
Работа в отцовской лавке, пусть и время от времени, приучила его разбираться в людях. Торговое дело не любит лентяев и олухов. Покупатель не должен уйти из лавки с пустыми руками, а значит, нужно видеть его насквозь и уметь найти слабинку, чтобы воспользоваться ею к собственной выгоде. Отец натаскивал Алексашку как щенка, чтобы вырастить себе замену. Он обучил его не только грамоте и счёту, но и языкам. А иначе как общаться с иноземными купцами? От толмачей в делах торговых проку мало, нужно самолично обговаривать сделку. Только так можно получить наибольшую выгоду.
Проходя мимо торгового ряда, где продавалась всякая всячина, он услышал интересный разговор, который заставил его остановиться и подойти к лотку с разной дребеденью. Большей частью там были женские принадлежности — гребешки, иглы, напёрстки, вязальные спицы, дешёвые серьги и перстеньки, — и торговка поначалу с удивлением воззрилась на молодого человека, который делал вид, что приценивается, но потом решила, что тот просто убивает время гляделками, и насторожила уши, дабы выслушать то, о чём трещала её соседка.
— …Слыхала, как вчерась оконфузились Тюрдеевы? Сына своего, Сенку, женили, дак лошади в свадебном поезде просто взбесились, на дыбы начали становиться, стали ржать, как ошалелые, пеной изошли. Их понукают идтить вперёд, кнутами стегают, а оные — ни в какую.
— Почто так? — спросила её товарка.
— Хе… — осклабилась торговка. — Сенка Тюрдеев много кому сала за шкуру залил, ещё тот разбойник, вот ему и устроили веселье. Кто-то разложил куски медвежьего мяса на пути свадебного поезда. А известно, что лошадь боится медвежатины до ужаса, на нюх не переносит. Испортили молодых… Почти все поезжане — свадебные гости — потерялись, и свадьба пошла насмарку. Расходы какие…
— И как таперича?
— Надобно отпускать свадьбу от дурного глаза. Тюрдеевы сильного колдуна гдей-то сыскали. Грят, тока ему под силу исправить положение.
Алексашка мстительно ухмыльнулся; поделом Сенке! Это был его давний соперник. Он дрался с ним начиная с того времени, как крепко встал на ноги. И нужно сказать, много лет Сенка брал верх, так как был старше. И только последние два-три года Алексашка начал отдавать долги. Сенка был коренастым, сильным, но не очень увёртливым, в отличие от Алексашки, чем тот и пользовался.
Он сбивал Сенку с ног разными коварными приёмами, забегал то справа, то слева, и когда тот совсем терял голову и начинал слепо размахивать кулаками (нужно отметить, весьма увесистыми), как мельница крыльями, мутузил его до красной юшки. Потом, конечно, они мирились (всё ж не кровные враги), но только до следующего раза, — Сенка, упрямый, как бык, никак не мог поверить, что хлипкий с виду Алексашка Ильин, над которым он всегда брал верх, сильнее его. Просто, Сенке никогда не доводилось видеть Алексашку обнажённым. Ильин-младший был высок, худощав, но мускулист; казалось, что всё его тело перевито корабельными канатами. А уж в проворстве с ним мало кто мог тягаться.