— Никаких условий. Вам прекрасно известно, чем смывается подобное оскорбление.
— Вы хотите сказать, что намерены хладнокровно убить меня! Это невероятно! Вы ведь не головорез, — сейчас Шовиньер говорил совершенно искренне. — В конце концов, давайте обменяемся выстрелами здесь же, в этой комнате, на десяти шагах или на какой угодно другой дистанции. Вы ведь не можете отказать мне в этом, виконт.
— К моему глубокому сожалению, я буду вынужден разочаровать вас, — с вежливостью отозвался Корбаль. — Если бы речь шла только обо мне, о моей жизни и свободе, я бы с радостью согласился. Но когда дело касается мадемуазель де Монсорбье, я не могу рисковать, полагаясь на фортуну и меткость выстрела.
Лицо Шовиньера приобрело землистый оттенок.
— Значит, меня убьют?
— Нет. Вас казнят.
— Велика разница!
— Если бы вы поняли это раньше, многие ваши жертвы сохранили бы свою жизнь. А сейчас считайте, что вы подчиняетесь необходимости.
Суровый тон виконта не оставлял никаких сомнений в его намерениях. Не отрывая глаз от Шовиньера, он сказал мадемуазель де Монсорбье:
— Мадемуазель, могу я попросить вас удалиться?
— О Боже! — сорвался стон с бескровных губ гражданина полномочного представителя. От его былого высокомерия не осталось и следа, однако его мысль работала четко и ясно. Ему страстно хотелось выхватить свой пистолет, но он отдавал себе отчет в том, что малейшее движение только ускорит конец. До самой последней секунды он должен ждать, полагаясь на удачу и соблюдая предельную осторожность, чтобы случайно не спровоцировать виконта.
— Прошу вас, мадемуазель! — властно повторил Корбаль, поскольку девушка не сдвинулась со своего места.
— Подождите секунду, месье де Корбаль, прошу вас, — пытаясь унять охватившее ее волнение, сказала она. — Не следует ли нам и в самом деле последовать совету гражданина полномочного представителя и проявить больше практичности?
Сколь сильное впечатление ни произвела на нее железная непреклонность виконта, она тем не менее осознавала, что глупо жертвовать шансом на спасение, пусть и ничтожно малым, ради романтики возмездия. Она более отчетливо, чем виконт, видела все происходящее. Ненависть не ослепляла ее; быть желанной в глазах самого ничтожного мужчины всегда представляется гораздо менее серьезным оскорблением для женщины, чем для ее возлюбленного, — по крайней мере, не настолько серьезным, чтобы искупать это непременно кровью.
— Мне помнится, гражданин полномочный представитель соглашался принять наши условия, — уже более спокойным тоном продолжала она. — Пускай он отправит записку революционному трибуналу в Пуссино и сообщит в ней, что срочно отправился по делам в Невер и вернется только завтра. Эти сутки он проведет здесь, в вашем доме, что позволит нам успеть скрыться. Думаю, вы согласитесь, виконт, что на таких условиях ему можно подарить жизнь.
Лицо виконта потемнело.
— Я предпочел бы…
— Я уже высказала вам, мой друг, свое пожелание, — прервала она его, и в ее голосе появились повелительные нотки. — Поверьте мне, так будет безопаснее, и мне бы не хотелось, чтобы вы, без крайней на то необходимости, запачкали свои руки.
— Пусть будет так, — неохотно уступил он. — Ваши желания для меня закон. Гражданин, вы слышали предложение мадемуазель? Что вы на это скажете?
Шовиньер наконец-то смог перевести дух. К нему вновь вернулось мужество, а вместе с ним и его надменное высокомерие. Не желая уронить своего достоинства, он ответил не сразу, хотя прекрасно понимал, что другого шанса сохранить жизнь ему могло не представиться.
— Я ведь уже говорил, что я в ваших руках, — пожал он плечами. — Поэтому я согласен на любые ваши условия. Но сначала мне бы хотелось получить гарантии, что вы выполните свою часть договора после того, как это сделаю я.
— Гарантией будет мое слово, — отрывисто произнес Корбаль.
Шовиньер пренебрежительно надул губы.
— Этого мало, — возразил он.
— До сих пор моего слова было более чем достаточно. Только человек низкого происхождения, незнакомый с понятием чести, может усомниться в подобных обязательствах.
Шовиньер взглянул на него и усмехнулся.
— Вероятно, людям, знакомым с понятием чести, свойственно оскорблять своих безоружных противников, держа их на мушке пистолета. При этом, видимо, предполагается, что в столь незавидном положении они согласятся на все, — голос депутата звучал язвительно. — Но, несмотря на это, я рассчитываю получить гарантии того, что вы сдержите свое слово. Могу я, по крайней мере, узнать, кто освободит меня, когда истекут сутки моего заключения здесь?