Маркиз обернулся к двери.
— Мистер Пинтер, прошу!
Сыщик с Боу-стрит вошел в библиотеку. Он явно испытывал неловкость перед лицом всей когорты скандально известных Шарпов.
— Мистер Пинтер согласился помочь вам в изучении потенциальных кандидатов. Я понимаю, как нелегко, особенно девушкам, распознать в толпе своих поклонников охотника за приданым. Поэтому мистер Пинтер разузнает все о каждом, кто возбудит ваш интерес. Думаю, так процесс пойдет быстрее.
— И хладнокровнее, — пробурчала себе под нос Селия.
Пинтер бросил на нее острый взгляд, но промолчал.
— Благодарю вас, мистер Пинтер. Прошу вас подождать меня в кабинете. Мне надо сказать еще несколько слов моим родственникам.
Мистер Пинтер поклонился и вышел.
Оставалось самое тяжелое. Оливер стал рядом с Марией, как будто искал у нее помощи. Она стиснула его ладонь.
— Я никогда не рассказывал вам правды о том, что случилось в тот день, когда мама убила отца. Сейчас пришло время раскрыть тайну.
Наступила мертвая тишина. Оливер двадцать раз повторял про себя приготовленную речь, а теперь не мог вымолвить ни слова. Как рассказать близким, что именно он, Оливер, виновен в гибели родителей, которых они все до сих пор оплакивают? Лишь в любви и понимании своей жены он смог почерпнуть душевную силу.
Собравшись с духом, Оливер четко изложил события той страшной ночи, не пропустив даже истории с Лилит Родон, хотя жена считала, что эти подробности можно пропустить, чтобы избежать лишнего унижения.
Закончил он в такой же невыносимой тишине. Оливер не мог поднять глаза на своих братьев и сестер.
Наконец заговорил Джаррет.
— Вот сука! — выругался он. — Я должен был догадаться, что миссис Родон в этом замешана. Они с майором Родоном сразу смылись.
Оливер с удивлением понял, что Джаррет его вовсе не осуждает.
— Она заигрывала с любым, кто был рядом, даже со мной, — заявил Джаррет. — А мне было только тринадцать лет. В тот день она спокойно могла явиться и в мою комнату.
Селия тихонько плакала рядом с Джарретом. Гейб все пытался прочистить горло. Минерва с невыразимым состраданием смотрела на Оливера. Он решил, что его не до конца поняли.
— Я подумал, что вам следует знать: именно я виновен в…
— Ты ни в чем не виноват! — Минерва вскочила на ноги. — Просто ты оказался не в том месте, не в то время и не с тем человеком!
— Если уж кто и виноват, — заговорила вдруг бабушка, — то это я.
Оливер обернулся к ней и заметил, что ее пергаментные щеки мокры от слез.
— Я должна была тебя послушаться, когда ты сказал, что надо за ней ехать, что это опасно. Я всю жизнь раскаиваюсь в этом. Если бы можно было предвидеть…
Оливер положил ладонь ей на плечо.
— Тут нет твоей вины. Я испугался рассказать тебе, из-за чего мы с мамой поссорились.
— Лично я не могу тебя винить, старик, — хрипло заговорил Гейб. — Я сам ни за что не рассказал бы бабушке про такое. Я даже представить себе не могу, что чувствовал бы, если бы мама вошла в такой момент… Мне кажется, это кошмар каждого юнца.
— Знаешь, — заговорила Селия, вытирая глаза изящным платочком, — я думаю, эта Родон сказала что-то такое маме, отчего она пришла именно к тебе и в самое неподходящее время. — Когда все взгляды обратились к ней, Селия попыталась объяснить: — Кажется невероятным, чтобы мама вошла в спальню Оливера, не постучав или как-то не позвав его.
— К несчастью, мы никогда этого не узнаем, — сказал Оливер. — Лилит и майор Родон покинули Англию много лет назад.
Разговор перешел на обсуждение мотивов миссис Родон, потом все стали вспоминать мать, говорили, какой строгой она была. Гейб рассказал, как ему досталось от нее за то, что в пятилетнем возрасте он выскочил во двор голым. Все засмеялись. Оливер не верил своим глазам, но Мария, притянув его за руку на соседнее кресло, шепнула:
— Пусть смеются, так легче расстаться с прошлым. Они винят не тебя, а того, кто действительно виноват, — миссис Родон, твою мать и твоего отца.
Бабушка положила ладонь на руку Оливера:
— Твоя мать была чувствительной натурой. По мне, так слишком чувствительной. Я бы на ее месте отходила твоего отца кочергой, как только он впервые посмотрел на другую женщину. — Бабушка похлопала его по руке. — Ты вот не знаешь, а твой дед в свое время был тем еще волокитой, но после свадьбы сразу притих.
В глазах Оливера блеснула насмешка.
— Думаю, ты ему не оставила выбора.
— Еще чего! — Старая леди приложила к глазам платочек. — Я до сих пор тоскую по нему. Ты иногда мне его напоминаешь. Та же стать, рост. А как он танцевал! Мы, бывало, плясали всю ночь напролет!