Оливер вдруг почувствовал странную боль в груди. То, что говорила эта девушка, было правдой. Но никогда прежде никто не расценивал размеры Холстед-Холла и наличие титула как личный недостаток самого Оливера. Да любая женщина охотно бросится к его ногам, только бы получить все это! Точнее, любая англичанка. Американки, как видно, устроены иначе. Беда в том, что этот дом и все его богатства — ничто без денег. Эта девушка слишком наивна и ничего не знает о жизни аристократии, она видит лишь очарование древности.
— Послушайте, — возобновил свои уговоры Оливер, — мы оба понимаем, что вы не можете вернуться в Лондон в такой час. Переночуйте. Пообедайте, выспитесь в удобной постели. — Увидев, как надменно вздернула она подбородок, он заспешил: — Вы только попробуйте сыграть роль моей невесты, а утром мы вернемся в город. Если сегодня случится еще какая-нибудь неприятность, и вы решите разорвать наш договор, так и будет.
Лицо девушки отразило сомнения.
— Вы больше не будете пытаться меня поцеловать?
— Если учесть, как вы расправляетесь со смельчаками, то нет. Мне это не по вкусу.
Мария прищурилась.
— А если завтра я скажу, что не хочу больше этого маскарада, вы не бросите меня и Фредди в тюрьму?
— Нет. Но тогда я не стану нанимать сыщика. Завтра вы сами примете решение. — Голос его стал жестче. — Но если вы попытаетесь сбежать сегодня, вас ждет тюрьма.
Если она останется на ночь, дальше все будет хорошо. Его братья и сестры способны быть очень любезными, особенно если он скажет им, что она все же не шлюха. К тому же Мария может почувствовать сострадание к Минерве и Селии, которых бабушка желает выдать замуж независимо от их собственных устремлений.
— Только на одну ночь, — наконец произнесла Мария.
— Если только вы не решите, что наша сделка соответствует вашим интересам.
Девушка оглянулась на дверь, и Оливер понял: она думает о своем беспомощном кузене.
— Хорошо, мы останемся, а потом видно будет.
Слава Богу! Оливер кивнул и с некоторой осторожностью приблизился к ней на шаг. Казалось, она смутилась.
— Мне жаль, что пришлось так жестко…
— Лгунья, — проворчал Оливер. — Ни о чем вы не жалеете.
По ее губам пробежала легкая улыбка.
— Хорошо. Не жалею.
Оливер предложил ей руку.
— Кстати, где вы этому научились?
— Один из моих старших кузенов показал мне, как надо действовать, если кто-то пристает.
По крайней мере, ее готовность так яростно защищать себя не даст ему слишком сильно увлечься.
В большом зале они нашли все семейство, обсуждавшее что-то жарким шепотом. Фредди расхаживал в другом углу зала.
Оливер прочистил горло и громко заявил:
— Моя невеста дала мне понять, что она весьма невысокого мнения о моей шутке.
— Оливеру нравится шокировать людей, — спокойным тоном произнесла Мария. Оливер удивленно на нее взглянул — надо же, она это заметила! — Уверена, вы и сами это знаете, а на мой взгляд, такая привычка — большой недостаток.
Похоже, эта девушка находит у него массу недостатков, но ему трудно ее за это винить.
— Значит, вы познакомились все-таки не в борделе? — спросила бабушка, переводя взгляд с внука на его предполагаемую невесту.
— Именно в борделе, — заявил Оливер, — но лишь потому, что бедный Фредди заблудился и забрел туда по ошибке. Я как раз пытался с ним объясниться, когда ворвалась Мария, которая с ума сходила от тревоги за своего кузена. Я посочувствовал этим двум молодым американцам и захотел им помочь справиться с опасностями большого города. Всю неделю мы провели вместе, ведь так, дорогая?
Мария изобразила фальшивую улыбку.
— Да, дорогой. Ты показал себя очень опытным гидом.
Джаррет удивленно приподнял бровь:
— Удивляет то, что, обнаружив тебя в борделе, мисс Баттерфилд все же согласилась выйти за тебя замуж.
— Мне бы не следовало, — согласилась Мария, — но Оливер, на коленях умоляя меня принять его вечную любовь, поклялся, что это для него в прошлом.
Джаррет и Гейбриел едва сдерживали смех. Оливер скрипел зубами. Надо же — «на коленях умолял»! Ей непременно надо задеть его самолюбие на глазах у семьи! — Должно быть, она считает, что он это заслужил. Скорее бы бабушка передумала. Не хватало еще представить эту девицу своим друзьям. Она тотчас сделает из него посмешище.
— Боюсь, дорогая, — начал он ядовитым тоном, — моим братьям трудно вообразить меня на коленях перед кем бы то ни было.
Мария изобразила крайнее удивление: