– Господин, Маркизу убийство с особой жестокостью предъявляют?
– Да, вроде…
– А за это «вышку» дают?
– У нас за все дают, было бы желание. Запишут, что он ее сначала изнасиловал, – и дадут.
– Угу! После пяти лет совместной жизни!
– Ну и что? На Западе это уже не аргумент. Одна надежда на мораторий.
Машина плохо слушается. Скользко! Выпил-то совсем чуть-чуть. Нервы!
Выехали, наконец, за город. Рязанское шоссе. Я свернул на обочину и остановился.
– Так, Джин, сегодня ты вынула пачку сигарет и собиралась курить.
Джин вздохнула.
– Договор был? Ну? Не слышу?
– Был.
– Выходи из машины.
Она подчинилась. Вышла, встала у двери.
Я вылез с другой стороны.
– Вперед. Пять шагов по обочине. На колени в снег. Не подниматься! Десять минут.
Мимо проезжают машины. Может быть, водителей и удивляет вид коленопреклоненной девушки на обочине дороги, но никто не останавливается.
Я отошел шагов на пятнадцать, заметил время. Может, все-таки закурить? Она не посмеет поднять глаза и обернуться. Нет! Какой я Господин буду после этого, если сам себе не Господин.
В общем-то, это не есть правильно. Не за сигареты наказываю, а за свою неудачу. Зло срываю! Гнать надо из Доминантов. Зря десять минут назначил – еще простудится. Но сокращать срок наказания – последнее дело!
Наконец минутная стрелка одолела шестую часть круга. Подхожу к Джин, она поднимается, опираясь на мою руку, целую в лоб.
– Прощена. Пойдем.
Усадил в машину. Поехали.
Она кашляет.
– Приедем – напою молоком с медом, а то мне за тебя «вышку» дадут. Убийство путем доведения до воспаления легких.
Не такое уж абсурдное обвинение, если вспомнить членов секты альбигойцев, которые кончали самоубийством очень похожим образом: ложились на холодный каменный пол и провоцировали у себя пневмонию. Даже особый термин существовал: «endura».
– Я его терпеть не могу. – Услышал я голос Джин.
– Что?
– Молоко с медом.
– Тебя не спрашивают. Аллергия есть?
– Нет.
– Значит, выпьешь.
Пока Джин сидела, укутанная в плед, под строгим приказом с места не вставать и на улицу не соваться и пила ненавидимый ею напиток, я вышел в сад и все-таки закурил (нашлись-таки в доме полпачки). Решение пришло почти сразу. Теперь я знал, что делать.
Маркиз
Камера почти такая же, но народ отличается разительно. Худые лица с заостренными чертами, жесткие взгляды и руки в наколках. Один пониже и поуже в плечах, но глаза хитрющие и злые. Второй выше, амбал этакий. Вот и вся разница.
Правозащитник Абрамкин в свое время писал, что в советской тюрьме девяносто процентов случайных людей. Эти – из оставшихся десяти.
– Здравствуйте! – вежливо сказал я.
– Здравствуй, здравствуй! – ответил высокий.
Хитрый молча кивнул.
Я направился к свободной кровати.
– Что ж ты тряпочку-то перешагнул? – усмехнулся низкий. – А ноги вытереть?
– Извините, не заметил. На вас смотрел.
– Что, интересно?
– Всякий человек интересен.
– Не-ет! «Петух» не интересен.
– Это я, что ли, «петух»? Ну, давай возьми, если я тебе приглянулся!
– Давай, Вась! Ты первый, – бросил амбалу.
Сила у Васи есть, но практический опыт явно ограничивается уличными драками «стенка на стенку», а школы никакой. Его грузное тело мешком брякнулось на пол, и я заломил ему руку.
– Пикнешь – сломаю!
– Не так быстро, парень! – Перед моим носом сверкнул нож, и я встретился глазами с хитрыми глазками маленького.
Только бы планка не упала!
Бросаюсь на пол, уворачиваясь от ножа, тело изгибается – прыгаю на ноги, запястье низкого трещит в руке.
Терпеть боль он не умеет. Нож со звоном упал мне под ноги. Я молниеносно наступил на него.
– Ну что, руки ломать или так договоримся?
– Договоримся, – с досадой ответил маленький и сплюнул на пол.
– Тогда вопрос первый: что про меня наплели менты, что вы подрядились меня опустить? Вариант: сколько заплатили? Вариант: что обещали? Ну давай, по порядку.
– Сказали, что педофил-насильник…
Я рассмеялся.
– Слушай, вор! Ты ведь, вор, да?
Хитрый молчит.
– Не первый ведь раз сидишь, вор? И ментам веришь? Чего обещали-то?
– Не смотреть особенно. В покое оставить. И водку, и курево, и вести с воли.
– Не смотреть, значит? Это хорошо. Это правильно. Значит, не смотрели?
Я покосился на глазок в двери.
В это время здоровый сделал попытку подняться, и я легонько пнул его ногой. Он отключился.
– Так, вор! Слушай внимательно и запоминай мою статью: «убийство, совершенное с особой жестокостью». Ну, повтори!
– Убийство…
– Ну! – Я выкрутил ему руку.