Я усмехаюсь про себя. Казнен! Но с одной оговоркой, если хозяин передаст властям для казни. А хозяин может и простить. Но о последнем при йалайти не упоминают.
Опытные рабы сами снимают Знак для того, чтобы справить нужду. Не беспокоить же каждый раз Господина! И после ловко и быстро возвращают все на место. Но на это должно быть разрешение хозяина. Его никогда не дают тем, кто провел в рабстве меньше месяца, а то и полугода.
– Можно надеть. Так! Поднимайся. Осторожно. Не больно?
– Немного. Терпимо.
– Немного – это нормально.
Если что-то будет не так – появится кровь. Увижу. Это случается с половиной йалайти, но, если немного – тоже ничего.
– Потуши свечи.
Я заметил, как изменилась его походка. Пока выглядит несколько неуклюже, но вскоре его движения приобретут плавность и завершенность, которая так украшает йалайти.
– Не напрягайся. Двигайся свободно, но не резко. Иди сюда.
Мы вышли из молельной комнаты. Я задернул занавес на дверях.
– Захочешь в туалет – просись, – сказал я.
Поднялись в мою горницу. Я лег на подушки, он опустился на колени у входа. Так и стоит. Его учили, конечно, правилам поведения для раба. Побаивается?
– Сядь на пятки! – приказал я.
Он положил одну ногу на другую и подчинился. Ойкнул.
– Что, очень больно?
– Нет, не очень.
Я пожал плечами.
– Зажги свечу. Потом сходи за своей постелью и постели здесь.
Он принес циновку и стеганое одеяло. Постелил. И осторожно сел на пятки у входа.
– Задуй свечу и ложись. Доброй ночи.
– Доброй ночи, Господин.
Утро выдалось солнечным. Когда я проснулся, Юсто еще дрых на циновке, слегка постанывая. Может, ногами растолкать? А ладно! Первый день и притом тяжелый. Мы сегодня уходим в город.
Встал, открыл окно. Юсто заворочался, поднял голову.
– Простите, Господин!
Забывшись, сел на циновке и застонал от боли.
– Не резко, – назидательно сказал я. – Иди сюда. На колени. Руки вперед, голову на руки, штаны спустить. Первая поза покорности.
Крови нет.
– Симулируешь, – бросил я.
Медленно вынул стержень. Положил на салфетку у его постели.
– Иди на двор.
Потом я отправил его мыть стержень и, когда он вернулся, установил Знак власти.
– Хорошо… Можно встать, – сказал я йалайти. – Помой руки, приготовь мне завтрак и собери вещи. После завтрака мы уходим.
Вскоре завтрак ждал меня, а мой нехитрый скарб был аккуратно сложен в дорожную сумку. Юсто стоит на коленях возле низкого столика, готовясь мне прислуживать. Это красиво и поучительно для йалайти, но время дороже. В доме, где куплен раб, воспитанный человек не должен задерживаться долго.
– Юсто, собери то, что возьмешь в дорогу.
А налить себе яблочного вина и плеснуть туда воды я и сам в состоянии.
Он возвращается, я доедаю последний кусочек мяса с последним золотистым шариком из мелких склеенных зерен. Готовит Юсто хорошо. Я взглянул на его сумку. Небольшая. Он взял немного вещей.
– Подойди!
Я протянул руку.
– Дай мне!
Он опускается на колени и отдает мне сумку.
– Простите, Господин.
Конечно, должен был сделать это сам.
– Ничего страшного.
Все йалайти в первые несколько дней плоховато соображают. Они слишком сосредоточены на себе, на своих чувствах, то на сладости, то на боли. Не стоит быть с ним слишком строгим. Это не от непокорства.
Я пересмотрел вещи в его сумке. Ничего лишнего. Необходимая одежда, несколько лепешек в отдельном пакете, одеяло, деревянная миска, ложка и нож. Поднял глаза. Он раскраснелся, к губам прилила кровь и окрасила их алым. До чего хорош! Я все больше убеждаюсь, что приобрел сокровище.
– Возьми еще крупу и вяленое мясо. И иди, поешь.
Многие кормят йалайти объедками со стола. Но, по-моему, Юсто этого не заслуживает. К тому же у меня мерзкая привычка съедать все содержимое тарелки, сколько бы там ни было. Я подумал, не балую ли я своего раба? Нет, пожалуй. Да и не стоит пережимать в первые дни, когда его боль и его сладость должны переплавиться в настоящую страсть и великую преданность.
Я даже заподозрил, нет ли у Юсто какого-нибудь тайного изъяна. Когда все идет слишком хорошо, всегда боишься подвоха.
Он вернулся, и мы взяли вещи и спустились на первый этаж. Я постучал в комнату хозяина. Через минуту священник открыл дверь.
Я поклонился. Юсто встал на колени и склонил голову, потому что, когда Господин кланяется, раб опускается на колени.
– Благодарю за гостеприимство и прекрасного раба, – сказал я.
– Благодарение Небесному Господину за счастье узнать столь достойного рыцаря и оказать ему эту скромную услугу.
– Вот адрес. – Я протянул ему свернутую в свиток бумагу. – Пишите мне, если будет возможность передать письмо, и заходите, если будете в Тода.
Конечно, он будет писать Юсто. Что-нибудь вроде: «Не соблаговолит ли милостивый Господин написать о том, здоров ли его раб Юсто и как он поживает? Молю о прощении за столь нескромное любопытство». Тогда я передам письмо Юсто, пусть сам отвечает. А в конце письма напишу: «По моему приказу мой йалайти изложил ответы на ваши вопросы, мне же это нисколько не обременительно. Да пребудет на вас благословение Небесного Господина».
Хозяин проводил нас до ворот.
– Счастливо вам, Господин!
Пожелание относится только ко мне. К Юсто нельзя обращаться. Но на самом деле удачи пожелали и ему, потому что какое же счастье для Господина, если с его рабом что-нибудь случится?
И мы зашагали по дороге к городу Тода.
Солнце клонится к закату. Мы свернули с дороги в лес. Здесь неподалеку должно быть место для привала. Вот оно! Кострище и навес. Я сажусь на поваленный ствол.
– Набери хвороста и разведи костер!
Не такое уж простое поручение для начинающего раба. Со стержнем больно наклоняться. Ничего, зато полезно. За день он несколько раз выходил из того блаженно-отрешенного состояния, в которое погружаются йалайти после наложения Знаков власти. И тогда умоляюще смотрел на меня. «Нет! – всякий раз отвечал я. – Знаки власти есть Знаки власти, и для того, чтобы их снять, нужны серьезные основания. У тебя их нет».
Сейчас очередная порция боли вызовет новое расслабление, что мне, собственно, и нужно.
Мы поужинали, и я снова разрешил ему есть из своей миски. Потом послал мыть посуду, наслаждаясь густым и темно-красным травяным отваром, с пеной и шипением, заваренным головешкой из костра.
Он вернулся, убрал посуду, я размеренно допил чай.
– Сюда! На колени!.. Юсто, расскажи мне обо всем, что ты сегодня чувствовал, что хотел, чего не желал или боялся. Помни, что Господин никогда не накажет тебя за искренность. Это нужно, чтобы помочь тебе достичь совершенства. Так будет каждый вечер.
«Тот, кто не имеет йалайти, не войдет в Чертоги Небесного Господина. Тот, кто не заботится о душе йалайти, будет изгнан оттуда». Так сказано в великой книге «Рин». А значит, ежедневная исповедь нужна не только ему, но и мне. Как знак нашей духовной связи. Как свидетельство того, что он передал мне права не только на тело, но и на душу. И эта последняя такая же моя собственность, и я один могу принести ее к престолу Небесного Господина.
Юсто молчит. Не стоит на него злиться. Первая исповедь трудна.
– Давай сначала. Что ты чувствовал, когда я наложил первый Знак власти?
Я пока не имею права спрашивать о том, что было до того, как он стал моим рабом. Все еще впереди. Мы войдем с ним в Зал Собраний, и его занесут в реестр рабов и случится то, что должно случиться; если наши отношения благословит Небесный Господин, он сам расскажет мне обо всем, и будет рассказывать не один вечер, каждый раз умоляя выслушать, чтобы я обрел истинную власть над его душой.
Юсто облизал губы.
– Сначала была боль, но она прошла. Стало просто тепло и очень приятно. Сладко. И я захотел второго Знака. Его было совсем не больно вводить. Я знал, что теперь я ваш. Боль вернулась, когда я начал прислуживать вам: наклоняться и вставать на колени. Боль у второго Знака.