— Истину говорите. Люди болтают болтовни ради, и ничего больше!
И он уходил, оставляя маркиза мерить шагами площадку.
В ту пору маркиз часто задерживался там допоздна, иногда с Рокко, иногда с адвокатом. Адвокат, сидя напротив него на бастионе, высоко над долиной, нес свою спиритическую околесицу, а маркиз грубовато подшучивал над ним: тогда он еще не боялся его.
Тем временем из-за холмов появлялась огромная красноватая луна и, будто бы ловко цепляясь за облака, поднималась по небосводу, заливая своим бледным светом весь неохватный простор долины до самых гор, сливавшихся с небом вдали у горизонта. Маркиз прерывал адвоката, чтобы показать ему:
— Видите свет там, внизу? Это хлев в Марджителло. Там дают мулам солому. А теперь Рокко закрывает окна в домике. Раз, два, три!.. Как будто лампа то зажигается, то гаснет. Продолжайте! Это Рокко переходит из комнаты в комнату…
Вот уже более двух месяцев маркиз почти не выходил на прогулку, без которой прежде, казалось, не мог обойтись. Действительно, каждый, кому нужно было поговорить с ним, отправлялся вечером на вершину холма, уверенный, что найдет его там, — он либо прохаживается по площадке, либо «дает аудиенцию», сидя на известняковых ступеньках, которые некогда вели к кресту.
Всего четыре или пять раз спускался он в долину, но не в Марджителло, а в Поджогранде, в Казаликкьо. А последние две недели совсем не выходил из дома, перетаскивал с места на место мебель, переставлял разные вещи, словно хотел измотать себя физической работой. Принимал он только адвоката, который появлялся, подобно летучей мыши, всегда вечером, или какого-нибудь батрака из Марджителло, присланного управляющим за указаниями, потому что никто не хотел брать на себя ответственность и самостоятельно принимать решения.
Батрак уходил, почесывая затылок. Сегодня приказывают одно, завтра другое. И если он не знал, что передать управляющему, то ему же и доставалось: «Скотина! Соображать надо было!»
Тетушка Грация сочувствовала бедняге:
— Пока суд не совершится, конца этим адским мукам не будет.
Но до суда оставались считанные дни, а настроение у маркиза ничуть не улучшалось, и он вымещал свою злость на доне Аквиланте:
— О каком следствии вы говорите? Все шито белыми нитками! Свидетельские показания? Доказательства? Да стоит защитнику рот раскрыть — и все это рухнет! А потом все сначала. И мне придется еще долгие месяцы жить в тревоге…
— Но почему? Это любопытно.
— Потому что, если я умою руки, скажут: «Маркизу и дела нет до бедного Рокко! Мертвого не воскресишь, а живой успокоится». И поползут новые слухи… Вот увидите.
— Почему же? Это даже любопытно!
— Вам любопытно, потому что у вас на уме только суд, интересное дело и блестящая речь, которую вы произнесете… А если присяжные оправдают Нели Казаччо?.. Кто-то же… убил Рокко, раз он убит… Не сам же он себя убил… И опять все сначала!
— Подождем прежде, что решат присяжные. Я пришел узнать, в котором часу мы поедем.
— Когда вам угодно. Коляска в вашем распоряжении. А я не поеду.
— Но вас тоже вызывают.
— Мои показания записаны в деле. Их могут огласить.
— Но ваше присутствие тоже поможет делу. Для присяжных, сами знаете, важны впечатления на суде, они ведь решают по собственному разумению. А точные факты им не нужны…
И дону Аквиланте пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его поехать вместе с ним в суд. Он чуть было не раскаялся в этом.
— Остерегитесь, маркиз!.. Остерегитесь! — умолял он.
Но маркиз, не обращая на него никакого внимания, все нахлестывал мулов, гнал их во весь опор по головокружительным спускам дороги, петлявшей по склонам горы, на вершине которой, продуваемый всеми ветрами, стоял Раббато.
— Остерегитесь, маркиз!
Напрасно Титта, кучер, сидевший на козлах рядом с маркизом, время от времени оборачивался, успокаивая дона Аквиланте.
Дон Аквиланте с ужасом вспоминал, что как-то раз на одном из этих спусков мулов понесло и они, словно обезумевшие, потащили маркиза по склону, по кустарникам и камням к пропасти и чудом остановились на самом краю. Он думал, что такие чудеса не повторяются, повторяются только несчастья. Маркизу надо было помнить об этом!
Взмыленные мулы выбивались из сил под сыпавшимися на них ударами хлыста и рвались вперед. Должно быть, маркиз срывал на них свою злость, как будто следствие и процесс вели эти несчастные животные и они виноваты в том, что Нели Казаччо могут оправдать!