— Нет, нет!.. Не пускайте его!.. Заприте как следует дверь! — бормотал маркиз. — Подойдите сюда, к постели, тогда он не сможет держать пальцами мои веки, чтобы не давать мне спать… Вам он не сделает зла… Это же не вы!..
Голос его дрожал, глаза были широко раскрыты, руки шарили, будто что-то искали. Он метался под одеялами, приподнимая голову, испуганно, с подозрением оглядывал комнату, всматриваясь в лицо маркизе, словно хотел о чем-то спросить ее и не решался.
Она не знала, что ему сказать, немного напуганная произносимыми в бреду словами, которые маркиз повторял снова и снова. Она поправляла одеяла, стараясь остановить нелепые, нервозные движения, которыми он сопровождал слова.
— Он ушел! Он приходит и уходит… Дон Аквиланте должен прогнать его!..
— Я скажу ему… Он прогонит, — поддакивала маркиза, чтобы успокоить его.
Он замолчал и перестал оглядываться кругом, а потом настороженно, шепотом продолжал:
— Никто не видел меня… При таком-то ветре!.. Ни души не было на улицах… И кроме того… у исповедника рот на замке… Так ведь?
— Несомненно.
— К тому же… мертвые не говорят… Так ведь? Он был весь желтый в гробу, глаза его были закрыты, рот закрыт, руки скрещены. Как его звали?.. А! Дон Сильвио…
Что означал этот разговор? Маркиза не понимала, что за ним скрывается. Однако он позволял ей догадываться о чем-то печальном и мрачном, и, побуждаемая тягостным любопытством, она хотела развеять неведение.
Но маркиз то умолкал, то снова бормотал слова, лишенные для нее всякого смысла:
— Да, они поклялись?.. Почему поклялись? Хотели посмеяться надо мной?
Он снова забеспокоился, заметался, стал сбрасывать одеяла. Грязное ругательство вырвалось у него. Оно не могло быть обращено к ней. Он повторил его еще яростнее, словно бросал в лицо какой-то находившейся далеко женщине. Это было ясно по выражению его лица и движению. У маркизы сжалось сердце. Мысль о колдовстве, напугавшая ее в тот день, когда принесли корзину и письмо от Сольмо, теперь снова пришла ей в голову и привела в ужас. Может быть, это был уже результат колдовства?
А когда маркиз, вскочив с постели, принялся поспешно одеваться, она в испуге закричала, стала звать: «Мария! Титта!» Она открыла дверь и принялась звать еще громче, пока не убедилась, что ее услышали, а потом, преодолевая страх, который ей внушали действия маркиза, попыталась помешать ему одеться.
— Антонио! Маркиз! — умоляла она, хватая его за руки и не обращая внимания на то, что он грубо отталкивал ее.
На помощь хозяйке прибежали полураздетые Мария и Титта. Но маркиз, выпрямившись, сжав губы, нахмурившись, все энергичнее пресекал их попытки удержать его.
— Он бредит… У него жар… — объяснила маркиза.
Маркиз рывком отбросил Марию на постель, и Титта, оглушенный его резким ударом наотмашь, не решался больше подойти к нему.
— Антонио! Антонио!.. Ради бога! — молила маркиза.
Он смотрел на нее, застегивая жилет, и видно было, что не узнает. Надев сюртук, он тут же сильно оттолкнул маркизу и вышел из комнаты, отшвырнув к стене Титту, который попытался остановить его.
— О боже! Что делать? Куда он?.. Позовите людей! Титта, позовите людей!
В полном смятении они не знали, где искать его. Впереди бежал Титта с лампой в руке, за ним маркиза и Мария, которая только и могла что повторять: «О пресвятая богородица!»
— Позовите людей, Титта! — настаивала маркиза.
Увидев, что дверь прихожей открыта, тот выглянул на лестничную площадку…
— Он взял ружье! О мадонна! — воскликнул Титта. — Он выходит на улицу!
И все трое выбежали вслед за ним, почти не осознавая, что делают. С ружьем на плече маркиз торопливо спустился по улице, не обращая внимания на крики маркизы и Титты.
— Я один пойду… — сказал Титта. — Ваша милость, вернитесь домой… Вот и люди!
Трое крестьян прибежали на крики: «Жар!.. Бред!.. Догоните его!.. Остановите!»
У Каппеллетты, обессилев от бега, маркиза разрыдалась и упала на руки Марии. Они не могли поспеть за ним.
Некоторое время маркиза слышала голос Титты: «Синьор маркиз! Ваша светлость!» — и топот бегущих вместе с ним крестьян. Потом до нее доносились только скрип телеги, медленно поднимавшейся по дороге, и лай собаки.
33
Наутро весь Раббато уже знал о внезапном сумасшествии маркиза.
— Как же так? Как же так?
Дядя дон Тиндаро последним узнал о случившемся. Никто не позаботился сообщить ему. Его останавливали на улице и расспрашивали о подробностях — ведь столько всего болтали! — и удивлялись, когда кавалер уверял, что ничего не знает и спешит как раз для того, чтобы убедиться, — это казалось ему невероятным, ведь маркиз, его племянник, такой уравновешенный человек! — бредит ли он в лихорадке или это и в самом деле сумасшествие. На площади святого Исидоро его встретил нотариус Мацца: