В один прекрасный вечер наполеоновский посол все же пал к ногам маркизы, прося не отвергать его любви. Не в силах сдержать своего счастья, Анжелика опустилась на колени рядом с ним и прижалась щекой к генеральскому эполету на его плече. Покоренная, она плакала и шептала возлюбленному: «Да я же люблю вас, Арман! Боже, как вы заставили меня страдать!»
Их любовь оказалась недолгой, вскоре началась война. Но как же была счастлива Анжелика в те недолгие месяцы! Влюбленные почти не расставались, всюду появляясь вместе. В свете шушукались, но ослепленные счастьем, они не обращали внимания на ерничанья светских шаркунов. Как это прекрасно было – скакать верхом рядом, взявшись за руки, под кронами Булонского леса, где пробившиеся сквозь густую листву солнечные лучи зажигали огнем золотые эполеты на плечах генерала и играли золотом вьющиеся по ветру кудри Анжелики!
Как ждала она каждое его письмо с войны! Перечитывала десяток раз и покрывала тысячью поцелуями! От писем веяло порохом сражений, и Анжелика боялась за генерала. Как ей хотелось быть рядом с ним, разделить все тяготы похода. Ведь она хорошо умела ездить верхом, стрелять и фехтовать. Отец и старший брат всему ее научили. Почему же необходимо целыми днями сидеть здесь, среди надоевших придворных дам, когда там, на поле Аустерлица, кипит настоящая жизнь? Там решается судьба Европы! Но увы, она должна была соблюдать приличия, разорвать путы условностей ей пока не доставало решимости и душевных сил.
Она завидовала балетной примадонне Биготтини, которая не принадлежала к высшему свету, а потому могла вести себя, как того сама желала. Биготтини отправилась в поход вместе со своим возлюбленным маршалом Дюроком, и говорили, во время привалов она крутила фуэте прямо на лафете гвардейской пушки! Вот это жизнь! Там, где парят золотые орлы Бонапарта!
Встреча с возлюбленным после заключения Тильзитского мира также оказалась короткой. Арман отпралялся послом в Санкт-Петербург. Далекая заснеженная Россия очень пугала Анжелику. Но та все равно была готова ехать за любимым хоть на край света. Только… он не звал ее с собой, а на все «почему?» отвечал уклончиво что-то о морозах и о диких нравах скифов… Анжелика и впрямь почувствовала холодок – только не от русских морозов. Холодок появился в ее отношениях с Арманом. Увы, то было первое предвестие грядущего разрыва.
Жизнь без любимого вскоре превратилась для Анжелики в пытку. Она заочно ревновала, воображая его встречи на балах с петербургскими красавицами – просто писаными. Взять хотя бы фаворитку императора Александра, княгиню Тавриды Елизавету Потемкину. Она явилась с императором в Тильзит, и сам Наполеон отметил не только изумительную роскошь ее нарядов, когда алмазы сыпались с нее, будто мишура, но и ум, и красоту некоронованной русской императрицы. Весь Париж по возвращении Наполеона только и говорил, что о ней… А княгиня Орлова, владеющая половиной той огромной страны, куда уехал Арман? Анна Алексеевна, дочь екатерининского фаворита, тоже весьма недурна собой и молода. Ну и что, если за ней увивается русский генерал Милорадович? Надо полагать, не он один. Но сегодня Милорадович, завтра – Коленкур. С таким состоянием Анна легко может купить вообще всю Францию…
Было от чего затрепетать чувствительному сердцу юной маркизы. И на свой страх и риск, почти через год после отъезда Коленкура, она решилась отправиться в Санкт-Петербург. Пусть недолго, но побыть рядом с ним, увидеть собственными глазами, что там происходит, и успокоить свое сердце или окончательно разбить его.
Увлеченная надеждами, Анжелика летела в Петербург как на крыльях. Но, только въехав в окутанную сумраком тумана столицу Российской империи, она поняла, что совершила глупость. Никто ее здесь не ждал.
Нет-нет, при русском дворе ее принимали превосходно, наперебой приглашая в дома. Поэты, которых оказалось не счесть в России, слагали хвалебные гимны ее красоте. Балы, маскарады, концерты, обеды сменяли друг друга, как в калейдоскопе.
Поначалу Анжелика растерялась. Она не знала, как обращаться к даме, которая не является формально императрицей России, но везде ее успешно заменяет, тогда как императрицы давно никто не видит. Горделивое величие единственной дочери царицы Екатерины сначала подавило гостью, но Елизавета Григорьевна, вечно окруженная сонмом гусар и кавалергардов, которые, по слухам, некогда взяли русский трон на шпагу и усадили на него ее мать, отнеслась к французской маркизе весьма приветливо. Как только княгиня Лиз, как ее здесь называли, выразила свое поощрение и не одобрила намерение Анжелики отказываться от приглашений, все стали восхищаться француженкой. Император Александр танцевал с ней вальс в Ораниенбауме.