Тем не менее правление Лоренцо Тьеполо, бывшего дожем, когда Марко Поло отправлялся в путешествие, ознаменовалось множеством несчастий: сначала, в 1268 году, Венецию охватил голод, и резко подскочили цены на все продукты питания, затем начались проблемы с соседями. Примерно в то же время республика ввязалась в трехлетнюю войну с Болоньей, и эта война быстро поглотила многие более мелкие города и сельские районы. Неудивительно, что отношения Венеции со всей северной частью Италии сильно испортились.
Дополнительный ущерб нанес отказ Венеции помочь церкви в войне «Сицилийской вечерни», то есть в продолжительной борьбе сицилийцев против власти Карла Анжуйского, брата французского короля Людовика IX Святого. В этой борьбе, длившейся с 1282 по 1302 год, погибло много людей[40].
В отместку за это церковь в 1284 году приняла жестокие меры — отлучение. И в соборе Святого Марка замолчали колокола, а все религиозные обряды венецианской жизни (венчание, отпевание и даже крещение) были запрещены. «Зима прошла без празднования Рождества. Затихшая, покаянная Венеция, казалось, волей Бога была превращена в мрачное чистилище»{403}.
Но, как отмечает Джон Норвич, всего «за семьдесят лет XIII века Венеция заявила о себе как о мировой державе. Сначала республика обрела огромные территории на Востоке, разбогатела и укрепилась, затем утратила эти земли и, наконец, снова их вернула. Более важным было то, что за эти десятилетия пришли в упадок обе империи — Восточная и Западная. Византийская империя Палеологов, хотя и просуществовала еще почти два столетия, но так и осталась государством, из последних сил отбивавшимся от врагов»{404}.
Большую часть времени из тех семидесяти лет Венеция сражалась. Она потеряла очень много людей и кораблей. И вот теперь получилось так, что соседи, от которых она зависела и в плане торговли, оказались «настроены в большей или меньшей степени недружелюбно»{405}.
Короче говоря, для республики начались тяжелые времена.
Простые венецианцы винили в упадке всех и вся, но прежде всего несколько высокопоставленных семейств, которые еще больше обогатились в годы обрушившихся на Венецию испытаний. В первую очередь ответственность возлагали на клан Дандоло, представитель которого — Джованни Дандоло — был 48-м дожем в период с 1280 по 1289 год.
В промежутке дожем был Джакопо Контарини, и в период его правления стало особенно очевидным ошибочное поведение Венеции по отношению к другим крупным городам. К тому же в 1274 году, на церковном соборе в Лионе, папа Григорий X, избранный за два с половиной года до этого, провозгласил Михаила VIII Палеолога, захватившего Константинополь и изгнавшего оттуда Балдуина II, императором, а тот, в свою очередь, признал папскую власть.
В конечном итоге Венеция дорого заплатила за свою гордыню, и в марте 1280 года Джакопо Контарини вышел в отставку — или, если точнее, его отправили на пенсию.
Преемник Контарини, Джованни Дандоло, представляет собой одну сплошную загадку. Несмотря на знаменитое имя, никто ничего не сообщает о его прошлом, за исключением того, что он много воевал и на момент выборов находился за границей.
Джованни Дандоло, 48-й венецианский дож, правил девять лет и умер 2 ноября 1289 года, оставив в память о себе золотой дукат, впервые выпущенный в обращение в 1284 году.
В «Истории Венецианской республики» Джона Норвича читаем: «Но как бы ярко ни сияли его дукаты, глаза венецианцев они не ослепили: те видели, что прошедшие двадцать лет не были для них удачными. Венецианцы потерпели несколько поражений на суше и на море, потеряли много кораблей и людей. Им довелось в бессилии наблюдать, как враг подошел к самой лагуне. <…> Главная колония, Крит, снова бунтовала. Венеция пострадала от церковного отлучения, от ужасов землетрясения и наводнения, и, хотя преемник папы Мартина в 1285 году снял отлучение и последствия, вызванные природными катаклизмами, были в значительной степени устранены, надежд на лучшие времена венецианцы не питали»{406}.
В результате правление Джованни Дандоло спровоцировало массовые протесты в городе. Площадь Святого Марка закипела шумными выступлениями в поддержку конкурирующего семейства Тьеполо, которое якобы поддерживало демократические традиции республики. Таким образом, Джакомо Тьеполо, сын 46-го дожа Лоренцо Тьеполо, невольно оказался в положении вождя республиканцев.
Очередной Тьеполо, как утверждает Джон Норвич, «мог бы стать отличным дожем. Однако у него имелось два крупных недостатка. Во-первых, что парадоксально, он был востребован народом. Если бы он унаследовал пост, даже в результате установленного выборного процесса, люди сделали бы вывод, что их манифестация достигла цели, и стали бы выдвигать другие требования и далее пытаться повлиять на политическую ситуацию. Осторожные советники не хотели открывать толпе такую возможность: это стало бы угрозой для всей выборной системы. К счастью для них, имелось и другое возражение против кандидатуры Тьеполо, и его сторонникам трудно было бы это оспорить: он был сыном и внуком бывших дожей. Возобладал традиционный страх перед наследственной монархией. Тот факт, что его семья была старинной и высокопоставленной, одной из case vecchie (старых домов. — С. Н.), только усилил потенциальный риск»{407}.
Джон Норвич констатирует: «За шестьдесят лет три дожа Тьеполо — явный перебор. С этим, кажется, был согласен и сам Джакомо. Чтобы не порождать дальнейшие разногласия, он удалился на свою виллу на материке»{408}.
А потом имела место попытка государственного переворота, и инициатором ее стал Бьямонте Тьеполо, родственник того самого Джакомо Тьеполо, «который был выдвинут демократическими слоями населения Венеции на пост дожа в 1289 году, но был побежден ставленником патрициата — Пьетро Градениго»{409}.
Таким образом, с Тьеполо было покончено, и 25 ноября того же года 49-м венецианским дожем стал Пьетро Градениго.
А Венеция тем временем всё быстрее клонилась к упадку.
Война с Генуей
В 1293—1299 годах Пьетро Градениго затеял изнурительную войну с Генуэзской республикой за первенство в торговле на Средиземном море.
40
Существует легенда, будто лозунгом восстания была фраза «Morte Alia Francia. Italia Anela» («Смерть Франции. Италия вздохни»), аббревиатура которой послужила появлению слова «мафия».