В связи с этим интересным представляется мнение Тима Северина — человека XX века, попытавшегося проехать по маршруту Марко Поло. В любом случае, оно более любопытно и более правомерно, чем все рассуждения теоретиков, не выходивших за пределы своего кабинета.
В своей книге «По следам Марко Поло» Тим Северин пишет: «Всякому путешественнику более всего необходим некий врожденный талант оказываться в нужном месте, когда случается что-нибудь необыкновенное, или обладать способностью самому заставлять случаться это необыкновенное. В самом деле, двое людей могут пересечь одну и ту же местность в отдельно взятой стране и вынести совершенно различные впечатления; два путешественника могут проехать по одному и тому же пути, и с одним решительно ничего не происходит, а другой участвует во всевозможных восхитительных и рискованных приключениях»{528}.
Также Северин отмечает, что маршрут Марко Поло, его отца и дяди проходил порой по крайне глухим местам, что их путешествие сопровождалось невероятными лишениями. Попытка повторения этого, даже много веков спустя, позволяет гораздо лучше понять самого Марко.
Тим Северин пишет: «Следуя повествованию Марко по дорогам, которые он описал, невозможно было не увидеть его в новом свете, довольно отличающемся от взгляда академических ученых, погруженных в испещренные комментариями средневековые рукописи. Начать с того, что мы легко поняли, почему Марко Поло не описывал более детально повседневную жизнь стран, через которые он проезжал. Причина отчасти в том, что жизнь афганского или персидского крестьянина в основных чертах немного отличалась от жизни европейского крепостного. Индустриализация не внесла еще современных различий между жизнью Востока и Запада, и Марко по преимуществу умалчивал об этом потому, что азиатская жизнь — однообразна. От Босфора до Верхнего Памира общими факторами, которые всегда направляли жизнь обывателя, были климат и особенности местности. Эти особенности изменяются от региона к региону очень медленно, поэтому на всём пространстве Среднего Востока черты повседневной жизни по необходимости весьма схожи.
И напротив: детали, о которых Марко Поло нашел необходимым сказать, — именно те, которые запоминали и мы: высокий горный перевал, манера одеваться, местные диковинки, например ослы и дикий фрукт — всё это яркие особенности, которые остаются в памяти путешественника. Точно так же восточные сказания, например, о Горном Старце, были вставлены словно по заказу, чтобы поразить легковерную аудиторию. Несомненно, торговые интересы Марко тоже имеют место в повествовании <…> но и здесь он по преимуществу говорит об экзотических новинках. <…>
Проехав по пути Марко, мы ныне с пониманием относимся к пробелам в повествовании и к время от времени случающимся ошибкам в названиях местностей и городов. В отношении незначительных поселений, у которых не только названия звучат почти одинаково, но в которых почти одинаково выглядят улицы, в которых почти одинаково пахнет и в которых слышишь почти то же, что слышишь в других местах, — ошибки очень извинительны. К счастью, всякий раз, когда широкий поток повествования Марко уменьшается до мутной, неопределенной струйки, последователь внезапно одушевляется интригующим упоминанием о райских яблоках или горьком хлебе; загадка становится задачей, и дело за знаниями, которыми должен обладать всякий путешественник»{529}.
Проехав много километров по маршруту, описанному Марко Поло, Тим Северин делает вывод о том, что это «не затейливая сказка. Это отчет, основанный на фактах, отчет, тщательность и точность которого даже через шестьсот лет кажутся замечательными <…> Мы имеем источник данных, которые подтверждаются другими исследователями, путешествовавшими в XIII веке. Хотя описание Марко собственно путешествия наверняка не достигло бы никогда такого же признания, как его отчет о Китае, история пути на Восток по караванным дорогам тоже должна занять свое место как важный документ»{530}.
А вот слова историка Мишеля Молля, автора книги «Путешественники XIII—XVI веков»: «Не существует четкого маршрута, и поэтому сложно распознать порядок перемещений Марко. <…> Иногда автор перескакивает с пятого на десятое, в книге много отступлений. Книга — это “репортаж”, охвативший почти всё, хотя Марко провел жесткий отбор описаний. В том, что касается Китая, его заметки почти всегда точны и подтверждаются соответствием с документами. <…> Преувеличения, излишняя доверчивость в отношении невероятных мифов и даже некоторые ошибки не дают права сомневаться в правдивости венецианца. Человек перед лицом смерти редко лжет, если он в здравом уме. Как говорят, монах Джакопо Чекви, исповедовавший Марко перед смертью <…> задал вопрос, “потому что в его книге много странностей, которым невозможно поверить”. Марко заверил, что не рассказал и “половины того, что видел”. Странность — не это ли удел исследователя и открывателя?»{531}
К Марко Поло, повторимся, не стоит относиться слишком строго, ведь он не был ученым в современном смысле этого слова. И он не ставил перед собой никаких комплексных научных задач. Он был простым купцом, жившим много веков назад, и он своей книгой просто хотел сказать людям: «Мир полон чудес, я в них верю — поверьте и вы».
К тому же многих вещей, очевидных для современного человека, Марко Поло просто не мог знать. Да и вжился венецианец прежде всего в монгольскую среду, и поэтому он вполне мог не придавать значения всякой «китайщине». Например, он вполне мог описывать тот же чай, не зная, что это чай. В частности, во время поездки в Тибет, в месте под названием Гаинду (Гаиндир), он увидел и описал удивительный кустарник, который он сначала принял за гвоздику.
Не зная точно, что это за растение, Марко Поло рассказывает о нем так: «Родится тут много гвоздики; то маленькое деревцо с листьями, как у лавра, только подлиннее и поуже, а цветок маленький белый, как у гвоздики»{532}.
Но гвоздичные растения в долинах Тибета не культивировались. В связи с этим французский востоковед Гийом Потье сделал вывод, что Марко Поло, скорее всего, имел в виду «ассам» (assam) — черный крупнолистовой чай.
И чем это не ответ всем тем, кто упрекает Марко Поло в том, что он, много лет проведя в Китае, ни словом не обмолвился о чае и китайских традициях чаепития?
Более того, с чаем венецианец просто не мог быть знаком, ибо монголы, в отличие от китайцев, пили в основном кумыс, приготовленный из кобыльего молока. И, кстати, в XIII веке завоеватели Китая уничтожили большинство чайных плантаций, в результате чего культура чая в стране угасла. Возрождаться же она начала уже после путешествия Марко Поло, а активную чайную торговлю с Европой Китай начал лишь в XVII веке.