Микеле шел вперед с тяжелым сердцем, поглядывая то на горящую деревню, то на свою лачугу. Доведя вдову с семейством до безопасного места, он бегом вернулся к своей хижине.
Но едва он переступил порог, как ему навстречу поднялся какой-то мужчина в панцире. Думая, что перед ним один из разбойников, опустошавших Лимонту, он схватил кол, служивший засовом, и решительно двинулся вперед, но солдат поспешно воскликнул:
— Микеле, ты что, не узнаешь меня?
— Это ты, Лупо? Неужто ты пришел с этими собаками?
— Боже упаси! Я спешил вас предупредить, да не поспел. Солдаты уже высадились на берег и все предали огню, а наши или разбежались, или погибли. Теперь, раз уж силой не поможешь, надо что-нибудь придумать, чтобы предупредить зло, которое еще не совершилось, и вырвать оставшихся в живых из лап этих дьяволов. Рыбак Стефано, которого я встретил на берегу озера, говорит, что они хотят повесить пленников завтра.
— Боже милостивый! Я готов, но… что мы можем сделать вдвоем против них всех? — сказал лодочник.
— Мы не одни, нас еще кое-кто дожидается, и у меня есть одна мысль, но надо, чтобы ты мне помог. За этим я и пришел сюда, зная, что ты храбрый человек.
— Боже милостивый! — повторил Микеле. — Ты знаешь…
Но Марта догадалась, что его удерживает беспокойство за нее, и сказала:
— Не думай обо мне. Ангел-хранитель оградит этот дом. А если… если… все равно, забота о ближних — это наш долг… Иди же, иди.
Сказав лишь: «Да хранит тебя бог!», Микеле бегом последовал за Лупо, который на ходу начал рассказывать ему свой замысел. Вместе они внесли кое-какие изменения, и каждый приготовился сыграть свою роль. Добравшись до деревни, Лупо пошел в обход ее, чтобы позвать трех-четырех земляков, вооруженных топорами и ножами, которые дожидались его, спрятавшись в каменоломне, а Микеле, совершенно безоружный, не имея и палки в руках, направился к церковному двору, где собрались монастырские солдаты. Как только его заметили, один из солдат бросился к нему с обнаженным мечом, но лодочник, подняв кверху руки, успел крикнуть прежде, чем тот ударил его:
— Мне нужен ваш предводитель. Ведь его зовут Беллебуоно?
— Чего ты не поделил с Беллебуоно?
— Мне кое-что нужно сказать ему по секрету… Ну-ка, покажи, где его найти. От этого будет польза и для тебя и для него.
«В худшем случае, — подумал солдат, — одним дроздом будет больше в клетке, да и к завтрашнему празднику добавится лишняя свечка».
— Ну, так шагай поживей, деревенщина, — сказал он вслух, — иди за мной.
И он повел его в церквушку, где была свалена скудная добыча, награбленная в деревне. Там же, связанные по рукам и ногам, находились семеро несчастных, попавших живыми в руки разнузданных солдат, которые собирались с ними расправиться. Среди этих бедняг лодочник сразу узнал приходского священника, которого как раз в это мгновение какой-то солдат ударил по лицу.
— Вот тебе Беллебуоно, — сказал Микеле человек, приведший его сюда, и показал рукой на насильника.
Лодочник направился к Беллебуоно, который вначале, казалось, готов был проглотить его живьем. Но, выслушав то, что лодочник прошептал ему на ухо, он быстро смягчился. Некоторое время они говорили вполголоса, и наконец предводитель отряда копейщиков, взяв с собой четырех солдат, направился вслед за стариком к домику, стоявшему несколько поодаль от деревни, в долине реки Ронкате.
— Так ты говоришь, добра там больше, чем на триста флоринов? — спросил Беллебуоно у своего провожатого, когда они опередили сопровождавших его солдат шагов на десять.
— А как же, — отвечал лодочник. — Ведь там вся утварь и церковные сбережения почти за двадцать лет.
— А разве дом священника не возле колокольни?
— Там, куда я вас веду, живет его племянник, и все добро припрятано у него.
— Черт возьми! Почему же их не нашел никто из моих солдат, которые ночью переворошили всю деревню?
— Да разве это возможно! Никому и в голову не придет искать их там, где я вам покажу!
Тем временем они приблизились к домику, стоявшему на крутом склоне, и Микеле сказал:
— Вот здесь.
— Ринальдо и ты, Винчигуэрра, — приказал Беллебуоно, — оставайтесь здесь на страже. Чтобы никто не выходил из дому без меня, и, если понадобится, по первому же сигналу зовите всех остальных, а мы войдем внутрь.
— Послушайте, — сказал лодочник предводителю, стараясь говорить погромче, чтобы его услышали все четыре солдата. — Значит, вы обещаете мне отпустить всех, кого захватили?
— Да, я обещал и отдам тебе всех, кроме священника: уж очень он мне надоел своими проклятыми проповедями. Я хочу пустить его на рассаду — посмотрим, как у него будет работать язык, когда мы закопаем его вниз головой.
— Нет, нет, — отвечал Микеле, — вы обещали мне всех.
— Ну ладно, получишь и попа, если твой клад будет стоить лишнего покойника.
Двое солдат, получившие приказ начальника, остались у входа на страже, а Беллебуоно, Микеле и два других копейщика спустились вниз по лестнице и оказались в маленькой каморке, в стене которой виднелась дверь.
— Если хотите, я пойду с вами, — сказал лодочник предводителю, — и покажу вам, где что лежит.
— Ах, мошенник, — отвечал тот, — там, наверное, есть потайной ход, через который ты хочешь дать тягу и оставить меня с носом, словно какого-нибудь дурака. Ну уж нет, подожди меня здесь с моими добрыми друзьями, которые составят тебе компанию… Солдаты, что бы ни случилось, не отпускайте его до моего возвращения.
Копейщики тут же поставили лодочника между собой, причем он не оказал ни малейшего сопротивления, а лишь промолвил, обращаясь к Беллебуоно, который с фонарем в руке направился к указанной двери:
— Да вы и сами не ошибетесь: как только пройдете вторую комнату, спуститесь по винтовой лестнице — и за четвертым бочонком увидите квадратную плиту…
— Да, да, я все помню, — отвечал Беллебуоно.
— Если хотите, я пойду с вами, — настаивал лодочник.
— Сам справлюсь!
Это были последние слова Беллебуоно, донесшиеся уже из второй комнаты. Потом слышно было, как он спускается по лестнице, свет от его фонаря стал слабее и наконец совсем исчез. Несколько секунд все было тихо, потом откуда-то снизу, из подвала, донесся глухой звук, словно упало что-то тяжелое.
Лодочник весь трепетал. Сердце, казалось, готово было выскочить у него из груди. Хорошо еще, что в каморке было довольно темно и его стражи не могли заметить, как напряглось его лицо.
— Что это там за шум? — спросили разом оба солдата, стоявшие по бокам Микеле. — Может, Беллебуоно споткнулся?.. Или уронил что-нибудь?.. А вдруг там засада?.. Пойдем посмотрим?
— Пойдем! Ой, нет, — он же велел подождать его здесь… А нужно будет, так он нас позовет.
Пока они так переговаривались, в двери, еле освещенный огарком, еще тлевшим в каморке, показался Беллебуоно и махнул рукой лодочнику; тот подошел к нему; они вполголоса обменялись несколькими словами, затем Микеле сказал громко, так, чтобы его услышали оба стороживших его солдата:
— Ну вот, я сдержал свое обещание, теперь вы должны сдержать ваше.
Они вышли все вместе и, забрав с собой двух часовых, стоявших снаружи, направились к церкви. Когда они шли по тропе, лодочник, замыкавший группу вместе с человеком, которого копейщики по-прежнему слушались как начальника, начал чистить рукоятку его меча, выпачканную кровью.
— Что ты делаешь? — тихо сказал тот, кому оказывалась эта услуга. — Лучше оставь как есть. В такую ночь не быть запятнанным кровью — это улика!
Они еще о чем-то пошептались и вдруг остановились. Лодочник подозвал четырех солдат, шедших впереди, и сказал:
— Послушайте, ваш начальник хочет спуститься на минутку к озеру, ему надо кое-что сложить в лодку, а потом он сразу же вернется назад. А пока вы пойдете со мной и отдадите мне пленников.