Когда его провели к графу, добрый пастырь низко ему поклонился и в ответ на его расспросы перечислил всех прибывших с ним односельчан.
— Хоть злая судьба и впутала меня в эту историю, — сказал граф, — все же у меня есть утешение, что я не один, а среди хорошо знакомых людей, среди друзей, которые, если понадобится, смогут меня защитить, потому что все эти разбойники, которых поселили в моем доме…
Когда я думаю, что Баварец может одержать верх, что дело уже идет к этому и что он узнает об отряде в моем доме, — представьте себе! Представьте только себе! — ведь он может подумать, что я их нарочно привел сюда, что это мне нравится!.. Боже, до чего я несчастен!.. Ах, мессер, если бы только мы могли вновь увидеть наши горы! — И он глубоко вздохнул.
Не желая открыто ему перечить, священник старался ободрить его, вселить в него уверенность, говорил, что император, конечно, будет отброшен, что он сам видел, как основательно готовится город к обороне. Но граф нетерпеливо перебил его:
— Что вы об этом знаете? Вы ничего не знаете… Ну да ладно. Для меня сейчас важно, чтобы вы как следует растолковали своим землякам, что они не должны меня покидать: ведь я тоже, так сказать, лимонтец… И присмотрите, чтобы в моем доме они ни с кем не затевали ссор. Народ тут собрался разный… Кстати, я должен вас предупредить, что среди прочего люда из монастыря святого Амвросия вы встретите здесь и некоторых из тех копейщиков, которые сожгли Лимонту, и я не хотел бы, чтобы наши начали сводить с ними счеты… Был бы здесь Лупо, он бы быстро с ними договорился, с этими солдатами, он бы навел порядок. Жаль, я не знаю, где он сейчас.
— Лупо? — сказал священник. — Мы только что встретили его здесь, за воротами, на маленькой площади. Он обучал отряд поселян обращению с мечом. Он даже проводил нас до ворот вашего дома, но войти не захотел. Он сказал, что вы ему это запретили.
— Это правда, — смущенно отвечал граф, — тут была одна неприятная история… но теперь… если бы он захотел прийти для того, о чем я вам говорил, я это ему охотно позволил бы.
— Раз так, — продолжал священник, — вы сейчас же можете послать за ним: его отыщут на площади, справа отсюда, около крепостных ворот — там, где большая новая церковь с красным фасадом…
— Это церковь святого Марка, — сказал граф, — да-да, не беспокойтесь, я все сделаю.
Тут же отрядили гонца, и вскоре появился Лупо, весьма довольный вновь обретенной милостью прежнего хозяина, а также возможностью повидать родных и друзей. Узнав, чего от него хотят, он сказал:
— Главное — это чтобы наши горцы сидели спокойно: им ведь сильно досталось. Ну, а солдатами я займусь. Неужели вы думаете, что они могут быть еще в обиде? Этого только не хватало! Да разве они правы?
Не теряя ни минуты, священник спустился вниз, чтобы подготовить своих земляков к примирению. Он не кончил еще говорить, как в комнату вошел Лупо, держа под руку Винчигуэрру. Следом шли все остальные, которые едва унесли ноги из Лимонты и вновь встретились с Лупо в Кьяравалле, где с ним чуть было не случилась уже известная нам неприятность.
Солдаты первыми закричали:
— Да здравствует Милан! Да здравствуют ополченцы из Лимонты!
Отчасти убежденные увещеваниями своего пастыря, отчасти растроганные словами и внешностью солдат, которые казались в этот миг такими искренними и миролюбивыми, горцы разом встали, и все обиженные и обидчики обнялись, забыв о былых оскорблениях и мщении, и заключили мир.
Не встал один лишь лодочник. Скрестив руки на груди, он по-прежнему сидел с хмурым и недоверчивым видом, и лицо его оставалось злобным и мрачным.
Винчигуэрра сразу узнал в нем «мужлана» (как он его называл), который завел Беллебуоно в западню. Он бесцеремонно похлопал его по плечу и сказал:
— А, уважаемый, и ты здесь?
Микеле не пошевелился, не ответил ни слова и только смотрел на него свирепым взглядом, каким сторожевые псы следят за волком.
— Ах ты шельма! — продолжал полушутливо солдат. — Ловко же ты нас провел россказнями о флоринах, за которыми отправился Беллебуоно и которые мы вроде бы должны были поделить между собой! Помнишь? Кто бы мог подумать, что мы снова увидимся? Гора с горой не сходится, а люди то и дело встречаются. Теперь у нас будет время…
— Ну что ж, — отвечал Микеле, подняв голову, — я здесь, чтоб проучить тебя и всех тех, кто стоит за тебя.
— Хо, хо! — вскричал солдат, заливаясь смехом. — Краб хочет ущипнуть кита! Послушай, мужик, что было, то прошло. Давай выпьем вместе… Что ты на меня так смотришь?
— Послушайте, — вмешался Лупо, — здесь все друзья, обнимите-ка и вы этого славного малого.
— Ты же знаешь, что нам говорил священник, — шептала тем временем на ухо упрямому старику его добрая жена. — Какой ты пример подаешь другим? Ведь ты здесь старше всех!
Тогда Микеле встал и с принужденным видом проделал все, что от него требовали, затем вернулся обратно и сел на прежнее место.
— Вот проклятый мужик! — сказал Винчигуэрра, отводя Лупо в сторону и прохаживаясь с ним по комнате. — Вместо того чтобы смириться, он еще нос задирает. Если бы не ты, я бы научил его хорошим манерам.
Лупо рассказал Винчигуэрре о несчастье старика, который потерял во время кораблекрушения единственного сына и с тех пор словно окаменел от горя. Священник тем временем, подойдя к Микеле, сообщил ему обо всем, что Винчигуэрра сделал Для Лупо, когда тот был в Кьяравалле у него в руках и готовился к смерти. Эти подробности, сообщенные одновременно и той и другой стороне, быстро оказали свое благотворное влияние на добрые, в сущности, сердца и солдата и лодочника, которые, встретившись через некоторое время посреди комнаты, бросились, не говоря ни слова, друг другу на шею и долго не разнимали объятий, к удовольствию присутствовавших.
Граф дель Бальцо прислал им несколько бутылок хорошего белого вина, и заключенный мир был скреплен добрыми пожеланиями, непрерывно звучавшими с обеих сторон. Вино было из Лимонты, и похвалы, которые оно заслужило от монастырских копейщиков, возможно, и не были бы приняты горцами за чистую монету, если бы от него осталась хоть капля; но все бутылки были выпиты до дна.
Глава XXI
Священнику из Лимонты граф отвел отдельную комнату и каждый день приглашал его обедать за своим столом В семейный круг графа была допущена и наша Марта, жена лодочника, которую поселили в комнатке неподалеку от Амброджо Она занималась домашними делами вместе с четырьмя-пятью женщинами, приглашенными в это огромное хозяйство, где непрерывно расстилались и застилались постели, стиралось белье, готовились обеды и мылась посуда для всех новых обитателей дома.
Добрая старуха вскоре снискала расположение семьи сокольничего: Марианна, Амброджо, Лупо и Лауретта полюбили ее и относились к ней как к родной, а она, вечно суетясь, за всем приглядывая и наводя, где надо, порядок, находила еще и время, чтобы поговорить с ними о родных горах и о родном озере.
С одним только Бернардо она никак не могла подружиться: этот глупец не только не изменил своих взглядов, но с еще большим упорством защищал императора и антипапу Боясь выйти на улицу, чтобы не лишиться головы из-за бредней, которые давно уже были не в моде, у себя дома он ни на минуту не переставал брюзжать, бушевать и приставать к родственникам, и гостье из Лимонты не меньше, чем другим, надоедали его ученые разговоры и раскольнические рассуждения.
Тем временем стали поступать известия о приближении армии императора — она насчитывала три-четыре тысячи всадников и бесчисленное множество пехотинцев. Кане делла Скала [] прислал ему четыреста солдат, многие гибеллины из разных городов Ломбардии и даже ряд могущественных семей из Милана подняли императорские знамена и выступили со своими вассалами на помощь Баварцу. Силы их были огромны, а осадные орудия наводили страх.
Как раз в это время из Лукки прибыл Пелагруа и, тайно посовещавшись с Лодризио, тут же уехал укреплять замок в Розате. Немного позже приехал другой посланец с письмами для наместника, и в городе распространилась весть о том, что Марко стал господином Лукки и окрестных земель. Легче вообразить, чем описать, с каким восторгом это известие было встречено в Милане. Все были уверены, что это необыкновенное событие явилось следствием тайного сговора с тосканскими гвельфами, который имел целью заманить императора в ловушку, и эта догадка укрепляла уверенность и мужество миланцев.
17
Делла Скала — знатный род, правивший в городе Вероне. Кане делла Скала, прозванный Великим, был властителем Вероны с 1312 по 1329 г.