Мысль о том, что эта глупая блажь (так Лодризио называл любовь Марко к Биче) может оказаться достаточно сильной, чтобы заставить его друга рисковать уже приобретенной им властью над Луккой, ни на минуту не приходила в голову человеку такого склада, каким был Лодризио. Это, конечно, глупость, но такое влечение, говорил он себе, может вызвать у него интерес к другому городу, гораздо более заманчивому, чем Лукка, — к городу, о котором он так долго мечтал. Не достаточно ли бывает иногда небольшой гирьки, чтобы заставить чашу весов склониться в другую сторону? И Лодризио тешил себя надеждой, что держит теперь в руках такую гирьку и может в нужный момент бросить ее на ту чашу весов, которую надо будет опустить.
Глава XXII
На другой день вечером у Лодризио вновь появился Пелагруа и подтвердил, что в городе никто ничего не подозревает об их сговоре с Баварцем и что император действительно готовится снять осаду и вернуться в Германию. Немного успокоившись и перестав терзаться опасениями, Лодризио слегка подобрел к своему наперснику и принялся расспрашивать его о Биче и Отторино.
— У меня есть важные новости, — отвечал управляющий из Розате, которому очень хотелось вернуть себе милость Лодризио. — Я встретил того оруженосца графа, который, как вы знаете, у меня в руках, и он сказал мне, что в их доме идут большие приготовления.
— Приготовления к чему?
— К свадьбе.
— И граф согласен? У него пропал страх перед Марко?
— Согласен? О нет, и страх его вовсе не уменьшился, но что поделаешь, раз он такой теленок? Девица жить не может без своего суженого, мать открыто держит ее сторону, и не мудрено, если…
— Мы должны вмешаться, — перебил его Лодризио, — и во что бы то ни стало расстроить этот брак. Очень хорошо, что Марко без ума от ее прекрасных глаз, но узнай он, что девица уже выдана и дела не поправить, — это будет похуже! Он помучается, выкинет какую-нибудь штуку, каких и прежде выкидывал немало, — ну, а потом? Неужели ты думаешь, что он не смирится с этим, когда он так далеко, обременен делами и упоен своим могуществом? Конечно, смирится,
— Это верно, — отвечал управляющий из Розате. — Однако он влюблен в нее даже сильнее, чем вы думаете, и может статься, что, потеряв ее, он взбеленится пуще прежнего. И я думаю, что гнев его прежде всего обрушится на меня — ведь это я не помешал их браку!.. К тому же мой друг узнал, что обрученные хотят сразу после венчания уехать неизвестно куда. И вот тут-то, когда девица исчезнет, мы все останемся с носом. Марко либо впрямь обезумеет и в своем безумии погубит и себя, и всех нас, либо, сохранив рассудок, поступит так, как вы сказали, — с головой уйдет в тосканские дела, чтобы не думать больше о родных местах, память о которых будет только увеличивать его муки.
— Итак, за дело: надо помешать этому браку, — сказал Лодризио.
— Сделаю, — отвечал Пелагруа. — Когда он отправлял меня из Лукки, он тоже мне на это намекнул, но он не хочет, чтобы трогали Отторино…
— С этим молодым человеком пусть будет что будет. Во всяком случае, действуй так, как я скажу.
— Я в вашем распоряжении, но… если…
— Разговор у меня с тобой короткий: брось свои увертки. Если ты хочешь идти по моей дороге, то не бойся срезать извивы.
— Я от своих слов не отступаю: если я порой и сомневаюсь, то уж не после того, как решение принято. Когда придет время действовать, вы сами увидите: все будет сделано без разговоров. Вы плохо меня знаете: ведь я еще не мог… Ну ладно, не будем тратить лишних слов… Надо печь хлеб, а не месить впустую тесто.
— Однажды ты это уже доказал!
— А чем я виноват, — возразил Пелагруа, — коли сам дьявол сунул в это дело свои рога?
Так и закончился разговор между двумя злодеями.
А теперь нам пора вернуться к Биче и Эрмелинде, о которых мы совсем уже забыли.
В тот вечер, когда девушка вернулась с праздника, устроенного Марко, и принесла помилование для Лупо, мать из ее путаных слов вынесла печальную уверенность в том, что Висконти любит ее дочь. Трудно себе представить, что ощутила Эрмелинда при столь неожиданном и невероятном открытии: страх за дочь и жалость к ней, гнев против Марко и — скажем о том, в чем она не осмеливалась признаться даже самой себе, — мгновенную вспышку давней страсти; на какую-то минуту Биче показалась ей не такой любимой и дорогой, как обычно. Это внезапное открытие потрясло ее до глубины души; ее охватил стыд и почти ужас; но, отбросив и преодолев все то, что было жестокого, нематеринского в этом странном смешении тайных порывов, она ощутила нежную жалость, которая заставляла ее так заботливо относиться к дочери.
Зная, как страстно Биче любит Отторино, Эрмелинда не сомневалась, что даже если бы Марко (а это представлялось ей невероятным) сделал ее дочери предложение, она все равно была бы с ним несчастна, и, чтобы уберечь ее от этого, решила ускорить свадьбу, о которой они уже условились с молодым человеком. Этим она надеялась уничтожить все надежды Марко и поскорей отдать дочь под защиту супруга.
Едва Висконти уехал в Тоскану, Эрмелинда начала склонять мужа в пользу союза, которого он сам когда-то добивался. Но, представьте себе, граф пришел в неописуемое бешенство. Бесполезно было напоминать ему, что он сам способствовал зарождению любви дочери к молодому человеку, а мать, напротив, старалась заставить ее вести себя осмотрительней. Однако осада длилась день за днем, и настойчивость жены, не оставлявшей его в покое, грусть любимой дочери, действие времени, понемногу смягчавшего страх, внушенный ему словами Марко, а главное, сознание, что тот теперь далеко, занят целым морем новых дел и вряд ли помнит о своей угрозе, — все это делало графа добрее и сговорчивее. Окончательно же его заставило сдаться известие о том, что Марко стал владыкой Лукки. Граф решил, что Марко теперь уже совсем увяз в Тоскане и вряд ли сможет думать о чем-нибудь другом. Это сделало его более покладистым, и вскоре Отторино уже было разрешено посещать столь долго закрытый для него дом; однако принимали его тайно, только по вечерам, когда на улице уже было темно, чтобы — не дай бог! — любопытные его не заметили и слух об этом не достиг ушей сеньора Лукки, который славился тем, что умел держать свое слово. Вот так известие о возвышении Марко, смешавшее карты Лодризио и его подручного, управляющего из Розате, способствовало восстановлению мира в семействе графа дель Бальцо.
Что же касается Отторино, то все беды и невзгоды, пережитые им из-за Биче, только еще больше укрепили его любовь к ней. Если прежде мечты о возлюбленной переплетались в его пылкой душе с другими стремлениями, то теперь они стали единственным смыслом его существования Я говорю — смыслом существования, потому что, глубоко огорченный столкновением с Марко, юноша решил, что у него никогда больше не будет ничего общего с его прежним господином, а потому он лишился и цели в жизни, которая до этого состояла в том, чтобы служить Висконти, от которого зависели его возвышение и слава. Те люди и места, которые напоминали ему о прошлых радостях и несбывшихся надеждах, вызывали у него теперь только раздражение, и в сердце Отторино сохранилась лишь любовь к Биче; единственным его желанием было поскорей жениться на ней, тотчас же покинуть с ней родные края и уехать в Палестину сражаться с сарацинами. В те времена к такому решению обычно приходил каждый, кому жизнь на родине не сулила больше ничего хорошего.
Но можно ли поверить, что родители девушки согласились бы выдать ее за человека, собравшегося предпринять столь долгое и опасное путешествие в поисках сомнительного и нелегкого будущего? Однако, представьте себе, страх, который внушал им Марко, оказался сильнее. Эрмелинда решилась на этот нелегкий шаг, чтобы избавить дочь от испытаний, которым со временем могли ее подвергнуть любовь или, скорей, каприз Висконти. Кроме того, она хотела уберечь Отторино от ненависти, которую питал к нему его господин, и оградить от ревности к столь сильному и могущественному сопернику.