Готовя рукопись к печати, Кулиш сам придумывал заглавия и подбирал эпиграфы, производил разбивку на главы, делал сокращения и вставки и т. д. Самолюбивый редактор не считался с волей автора, всецело полагаясь на свое непогрешимое художественное чутье. Но в действительности оно нередко ему изменяло И потому Марии Александровне пришлось потом заново пересмотреть весь текст. Это легко заметить при сличении сохранившейся наборной рукописи, переписанной рукой Д. С. Каменецкого, с каноническим текстом последующих изданий Но в целом редактура опытного литератора пошла на пользу.
Существует несколько версий относительно происхождения псевдонима По семейным преданиям, украинский род Марковичей происходит от козака Марко, прозванного «Вовком» за суровый нрав «Вовчок» — уменьшительное от слова «Вовк» и по-русски означает «волчонок». Это предположение высказал сын писательницы Б. А. Маркович Другие связывают ее литературное имя с названием нескольких хуторов и селений возле Немирова — Вовки, Вовчки. Но, пожалуй, самое правдоподобное объяснение принадлежит Н. С. Лескову. «Девица Вилинская стала г-жою Маркович, из чего потом сделан ее псевдоним Марко Вовчок». Независимо от Лескова то же самое высказал потом западноукраинский литератор Богдан Лепкий. Псевдоним, по его мнению, Основан на игре звуков: Марко — вичка, Марко — Вовчок[5].
Впоследствии Пантелеймон Кулиш, противореча самому себе, утверждал из недобрых побуждений, что якобы он сам придумал писательнице псевдоним, назвав ее Вовчком за молчаливость и угрюмый характер. Отбрасывая версию Кулиша как совершенно несостоятельную, мы усматриваем в этом литературном имени более широкий смысл. В период, когда вся Россия зачитывалась романами Жорж Санд и бредила идеями женской эмансипации, украинская писательница выбрала себе мужской псевдоним по аналогии с псевдонимом французской романистки, писавшей к тому же «деревенские повести»{16}. Псевдоним Марко Вовчок имеет, кроме того, и определенное смысловое значение, намекая на твердость характера, силу воли, непримиримость, что соответствовало личным качествам Марии Александровны Маркович.
ОГНЕННАЯ КУПЕЛЬ
В России назревала революционная ситуация. Разложение феодально-крепостнической системы, растянувшееся на несколько десятилетий, переросло в глубокий кризис. Крестьянские волнения приняли такой угрожающий характер, что сами представители «вицмундирной мысли» вместе с первым помещиком-царем заговорили о необходимости реформ «Гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу», — изрек 30 марта 1856 года Александр II в речи перед предводителями московского дворянства. Созданный в начале следующего года Секретный комитет «для обсуждения мер по устройству быта помещичьих крестьян» с первых же дней своего существования перестал быть секретным. Слухи об отмене крепостного права распространились по всей стране и, как писал в отчете царю шеф жандармов, «привели в напряженное состояние как помещиков, так и крепостных людей». Отказы крестьян от выполнения барщины и уплаты оброка стали повсеместным явлением.
В этой накаленной предгрозовой атмосфере и создавались рассказы Марко Вовчка, раскрывшие, по определению Добролюбова, «великие силы, таящиеся в народе, и разные способы их проявления под влиянием крепостного права». Вслед за великим Кобзарем она стала в украинской литературе выразительницей интересов и чаяний порабощенного крестьянства, создала в прозе нечто новое, чрезвычайно близкое к фольклору, но свое. «Шевченковский фольклоризм, — писал М. К. Азадовский, — дает блестящие образцы подлинного сотворчества поэта с народом, требует подхода к народному творчеству как к определенной данности, рассмотрения и оценки его с точки зрения канонов народной эстетики».
Эти слова полностью применимы и к фольклоризму Марко Вовчка, чьи рассказы являют собой удивительный пример соединения поэтических канонов народной песни с правдивым изображением ее подлинных творцов — женщин и девушек крепостной деревни.
Деревня и панский двор — непримиримые враждебные силы. «Панское дворище! Чтоб от веку до веку ничего доброго не входило в тебя’»; «Тяжко, боже мой, как тяжко недоброму человеку угождать!»; «Панскую природу не переделаешь», — восклицают крестьянки-рассказчицы. И хотя в «Народних оповіданнях» бунтарские настроения не получили такого прямого и непосредственного выражения, как в стихах Шевченко, ни одна из героинь Марко Вовчка не может принять свою участь без горького ропота. Неукротимая жажда свободы, жгучая ненависть к панам то и дело прорываются в их речах.
Живет Одарка на утеху родителям — «молоденькая, счастливая; никакого горя не знает, не ведает; бегает, смеется, точно в серебряные звоночки позванивает». Но приходит пан и забирает ее к себе во двор. Тает, чахнет замученная, опозоренная Одарка. Приводят к ней старуху лекарку: «расспросила, посмотрела, да и покачала головою. «Дитя мое несчастное! — говорит. — Затоптали тебя, как цветок душистый! Пусть не видят добра те, что это над тобою сделали! А твой век уж недолгий!» Перекрестила она девушку, заплакала, да и вышла» («Одарка»).
Полюбила на свою беду вольная казачка Олеся крепостного парубка Ивана Золотаренко, обвенчалась с ним и стала рабыней: «Год уплыл, как один час. Все на панщине, все на работе. Пани такая, что и отдохнуть не даст: работай да работай!» Подросли сыновья — обоих взяли в хоромы, а потом разлучили и с мужем: пану вздумалось увезти его в Москву. Там и помер Иван. Мается вдова с маленьким Тышком, «панскому племени служа, словно какой лихой болести», а когда отняли и последнего сына, была она уже при смерти: «Дети мои! дети! Вас, как цвету — по всему свету, только при матери ни одного нет; некому усталые глаза мне закрыть! Вырастила я вас людям на поруганье!..» («Козачка»).
Родилась у Горпины дочка. Нянчит ее, лелеет, а как выгонят на панщину, положит где-нибудь рядом «и глаз не сводит с своего ребенка». Однажды младенец занемог — «на руках у ней так и бьется — кричит». Хотела Горпина остаться дома, не тут-то было: «Пану работа нужна, а до твоего ребенка какое ему дело?» А девочке становилось все хуже. Напоила она ее на другой день отваром из маковых головок, отбыла панщину, вернулась: «Дитя лежит холодное, неподвижное, не дышит» («Горпина»).
Пляшущим и поющим племенем назвал Пушнин героев «Вечеров на хуторе близ Диканьки». В изображении Марко Вовчка украинские крестьяне предстают прежде всего как страдающее племя. В незамысловатых сюжетах, взятых из самой жизни, раскрываются трагические противоречия российской дореформенной действительности. На нескольких страничках умещается история целой жизни — несчастная участь женщины, выросшей в крепостной неволе.
Лирический монолог человека из народа, чаще всего крестьянки, с естественными для нее речевыми средствами и образным мышлением, звучит как стихотворение в прозе{17}. Преобладание песенных интонаций, однозначно очерченные образы и даже элементы пейзажа, гармонирующего или контрастного душевному состоянию рассказчика — все это восходит к фольклорной традиции.
Сказочный зачин вводит в действие с первых же слов («Жил у нас в селе козак Хмара…»; «Жила когда-то в нашем селе вдова Орлиха…»; «Было нас у отца три дочери…»; «Расскажу вам про Якова…»). Главное действующее лицо — девушка-хороша, «как ягодка луговая», резва, «как рыбка», весела, «как пташка-певунья» и т. п. Героиня составляет одно целое с природой: слышит шелест каждого листочка, радуется, когда поспевает рожь, любуется золотистой пшеницей, растет счастливая и беспечная, «как былинка в поле», пока не сломит, не погубит ее злое лихо.