Но ничто уже не могло задержать подъема общественной мысли.
В Петербурге зарождались революционные организации Группа «Современника», смелые конспираторы из студентов и разночинцев, непримиримые деятели польского освободительного движения, Шевченко и его единомышленники, Герцен со своим грозным «Колоколом», русские революционные эмигранты в Лондоне, Париже И Швейцарии — все они, несмотря на некоторые разногласия по тактическим вопросам, составляли единый фронт революционно-демократической оппозиции самодержавию.
«ГРОМАДА»
К концу пятидесятых годов в северной столице сосредоточились видные украинские писатели, ученые и общественные деятели. Это и заставило Кулиша отказаться от первоначального замысла основать типографию в Москве.
Жил он с женой более чем скромно — в двух небольших комнатах. В этом же доме Лея, на углу Вознесенского и Петергофского проспектов, помещалась и типография. Планы были широкие. Готовились к изданию сочинения Котляревского, Квитки-Основьяненко, проповеди Гречулевича. В цензуре лежал «Кобзарь». Замышлялось издание украинского альманаха, который в дальнейшем должен был превратиться в журнал, и серии дешевых книг для народа. Все это отнимало уйму времени и требовало капиталовложений. Поддерживали типографию пожертвования доброхотов и собственные гонорары Кулиша.
Неудачи, трудности, ссоры с женой выводили его из равновесия. «Уже в ту пору он был изрядно помят жизнью, озлоблен, нервен и носил задатки будущего психоза, но энергии, любви к своему делу было еще много», — вспоминала на склоне лет Марко Вовчок.
Зато шурин Кулиша В. М. Белозерский сумел устроить свою жизнь совсем иначе. Служба в канцелярии военного генерал-губернатора давала возможность снимать хорошую квартиру и ни в чем себе не отказывать. На еженедельных приемах у Василия Михайловича бывали почти все украинские литераторы и художники.
Позже, когда Белозерский переедет в Аптекарский переулок (осенью 1859 года) и будет выпускать вместе с Кулишом и Костомаровым первый украинский журнал «Основу» (1861–1862 гг.), салон его приобретет значение главного украинского центра в Петербурге. Надежда Александровна Белозерская, жена Василия Михайловича, станет известной переводчицей, автором исторических повестей и солидной монографии о Нарежном, удостоенной академической премии. Сделать литературную работу источником существования заставит ее нужда. После домашнего обыска и конфискации редакционного архива (до сих пор, кстати сказать, не разысканного) насмерть испуганный Белозерский резко изменит ориентацию. Симпатичный, обходительный Василий Михайлович подыщет для себя доходное место в Варшаве, бросит семью, превратится в типичного чиновника-обрусителя и прослывет ренегатом…
Но сейчас в этой семье царили мир и согласие. Совсем еще юная хозяйка дома, приветливо встретив супругов Марковичей, сразу же приобщила их к «громаде».
Более многолюдными были вечера у Карташевсних. Двухэтажный особняк на углу Малой Офицерской и Гребецкой[9], с каменными службами, каретным сараем и конюшней, принадлежал сестре С. Т. Аксакова, Надежде Тимофеевне Карташевской. Сын ее занимал четырнадцатикомнатную квартиру во втором этаже. Здесь собирались по вечерам не только украинские, но и русские писатели: Тургенев, Писемский, Некрасов, Тютчев, Полонский, Анненков, Щербина, братья Жемчужниковы и многие другие. В этом салоне звучала украинская речь, слышалась украинская музыка, гости-украинцы нередко появлялись в национальных костюмах, что в Петербурге смело могло сойти за демонстрацию.
Захаживали сюда и поляки. Приятель Шевченко Эдвард Желиговский — поэт, писавший под псевдонимом Антоний Соші, редактор «Слова» и других изданий Иосафата Огрызко, служил как бы связующим звеном между украинским и польским землячествами.
Сам Карташевский ничего из себя не представлял. О нем говорили, что он умеет только самостоятельно улыбаться. В семье главенствовала энергичная и властная Варвара Яковлевна, которую друзья называли «башибузуком». Она была красива, остроумна, начитанна и даже такой человек, как Тургенев, дорожил ее мнением.
Дочь черниговского помещика Я. Г. Макарова и племянница украинского историка Н. А. Маркевича, Варвара Яковлевна через мужа породнилась с семьей Аксаковых. Завязавшиеся еще на Украине литературные знакомства расширились в Петербурге при содействии ее брата, Николая Яковлевича Макарова, преуспевающего чиновника и третьестепенного литератора, принимавшего близкое участие в делах «громады».
Украинские интеллигенты собирались еще и в Валабинской гостинице у Костомарова (нынешний адрес — Садовая, 18) и в салоне графа Федора Петровича Толстого, известного скульптора-медальера, вице-президента Академии художеств. Он любил Шевченко и всячески ему покровительствовал. Тарас Григорьевич всегда был желанным гостем в его доме и нередко приводил туда своих друзей.
Что же касается самой «громады», то это был довольно пестрый конгломерат людей с очень разными интересами, настроениями и вкусами.
Сплоченную группу составляли до поры до времени только Кулиш с Каменецким, Белозерский и Костомаров, а также издатель и редактор «Народного чтения» полтавчанин А. Оболонский. Более обособленно держались остальные литераторы — поэт и переводчик Афанасьев-Чужбинский, украинский прозаик А. Стороженко, писатель-этнограф Номис (М. «Симонов). В дальнейшем все они стали сотрудниками «Основы».
Для кружка художников (К. Трутовский{19}, Г. Честаховский, М. Микешин, И. Соколов, Л. Жемчужников) объединяющим началом служил Шевченко, с которым был дружен и С. Гулак-Артемовский — талантливый певец и композитор, создатель первой украинской оперы «Запорожец за Дунаем» (1863). В беседах за чайным столом принимали участие и украинцы-чиновники — братья Лазаревские, Макаров, правовед Кистяковский, сын историка Андрей Маркевич, дворянский деятель Григорий Галаган, входивший от украинских помещиков в Приуготовительную комиссию по крестьянскому вопросу, и другие не столь заметные лица.
Ни о каком единстве взглядов говорить тут, конечно, не приходится. С Кулишом Шевченко связывали в этот период больше издательские дела, чем личные отношения. Костомаров искренне любил поэта, но, по словам Н. А. Белозерской, «был чужд той ненависти, доходившей почти до фанатизма, которую Шевченко, как человек из народа, испытавший на себе всю тяжесть крепостного права, чувствовал к его угнетателям». То же самое можно сказать почти о всех земляках — приятелях поэта. Дальше либерального обличительства они не шли. Даже и такой преданный друг, как Михаил Лазаревский, не разделял его революционных убеждений.
В полном составе «громада» почти никогда не собиралась. Соединить всех этих людей под одной крышей могло лишь какое-то экстраординарное событие вроде литературного вечера с участием Щепкина или появление новой знаменитости — Марко Вовчка.
СИЛА МОЛОДАЯ
Несколько раз писательница выступала на многолюдных вечерах с чтением «Институтки» и, по-видимому, «Игрушеч-ни» — ис таким успехом, что об этих чтениях долго еще вспоминали современники.
В 1868 году Тургенев прислал Карташевской из Бадена свою повесть «Дым» — «в память прежних литературных сношений и тех знаменитых вечеров, на которых добродетельные малороссы брались за голову при чтении «Институтки» и умиленно твердили: «Шекспыр! Шекспыр!»
Но зимой 1859 года и сам Тургенев был преисполнен энтузиазма. Достаточно привести несколько строк из его письма к И. В. Павлову от 15 февраля: «Г-жа Маркович весьма замечательная, оригинальная и самородная натура (ей лет 25); на днях мне прочли ее довольно большую повесть под названием «Институтка», от которой я пришел в совершенный восторг: этакой свежести и силы еще, кажется, не было — и все это растет само из земли, как деревцо. Я имею намерение перевести эту «Институтку», хотя и не скрываю от себя трудности этой задачи».