Выбрать главу

Глава 6. Что такое «народ»? 

Здесь уместно сделать еще одно методологическое замечание. Чтение текстов Маркса и Энгельса сильно затруднено тем, что они нередко обозначали одним и тем же привычным словом разные, необъясненные сущности . Постичь их могли лишь немногие посвященные, которые и ведут между собой уже более полутора веков споры об этих сущностях. Как человек не может понять без помощи юриста изощренные законы современного западного общества, так и канонические тексты марксизма нельзя понять без профессоров, обученных герменевтике  — науке толкования текстов. Те, кто понимали тексты Маркса и Энгельса буквально, по многим вопросам были введены в заблуждение, которое иногда стоило им очень дорого.

Представления Энгельса о народах является достаточно ясным, когда он говорит о славянах . Он даже сильно огрубляет образ народа, который является сложной общностью, представляя ее моделью коллективного индивида  («славяне как один человек»). Герменевтика требуется и для того, чтобы понять суждения Энгельса о немцах и мадьярах, а также вообще о революционных  нациях. Он пишет: «Революция 1848 года заставила все европейские народы высказаться за или против нее. В течение одного месяца все народы, созревшие для революции, совершили революцию» [16, с. 301].

Как это можно понять? Ведь революция 1848 года — это открытое столкновение внутри  «исторических» наций Европы, внутри европейских народов. Революция — всегда внутренний раскол, разделение народа большим противоречием. Народ что-то может совершить «как один человек» (хотя и это гипербола) лишь на национальной основе, но каким образом немцы могут стать революционным народом  в самой Германии? Понять это можно только приняв, что, в концепции Энгельса, та часть немцев, которая выступила против  революции и, кстати, подавила  ее, перестает быть частью народа. Парадокс, но к этой части, исключенной Энгельсом из немецкого народа, принадлежит, видимо, большинство  немцев.

Об этой части Энгельс не говорит вообще ничего, в его модели это уже не немцы, а лишенная национальности безликая масса, которая организована как иной народ , не имеющий названия и в данный момент переставший быть «историческим». Так же и мадьяры. Они, по утверждению Энгельса, все как один — революционный народ . Значит, те многочисленные помещики и «аристократические офицеры», которые, по выражению самого Энгельса, «дезертировали» из стана революции, из числа мадьяр как народа им исключаются.

Вот глава 18 («Мелкая буржуазия») из работы Энгельса «Революция и контрреволюция в Германии», опубликованная в марте 1852 г. [15, с. 103-107]. Из следующих высказываний можно судить о том, какая доля немцев примкнула к революции и можно ли на основании этой количественной меры считать немцев революционной нацией . Он пишет: «В мае восстание вспыхнуло, в середине июля 1849 года оно было полностью подавлено. Первая германская революция закончилась… В Дрездене уличная борьба продолжалась четыре дня… В Рейнской Пруссии дело дошло лишь до незначительных схваток… Как только было сосредоточено достаточное количество войск, вооружённому сопротивлению был положен конец».

Самый широкий масштаб восстание приобрело в Пфальце и Бадене. Положение в этой области Энгельс характеризует так: «Армия [повстанцев] была дезорганизована… и стояла перед вчетверо превосходящими её силами противника». Таким образом, число немцев, открыто примкнувших к революции, было существенно меньше численности кадровой армии . Значит, речь идет о порядке одного процента  населения. Это и есть революционный народ .

Из дальнейшего можно сделать вывод, что в поражении виновата мелкая буржуазия, составлявшая подавляющее большинство  немцев, поскольку к ней причислялись крестьяне и ремесленники. Энгельс пишет (явно вступая в противоречие с предыдущим описанием двух общностей — повстанцев и армии): «Во всех государствах Германии не только народ, но и войска решительно склонялись на сторону восстания и ждали только удобного случая, чтобы открыто присоединиться к нему. И всё же движение, попав в руки мелкой буржуазии, с самого начала было обречено на гибель… Мелкая буржуазия… жадно спешила захватить власть, как только восстание — совершенно вопреки её желанию — вспыхнуло; но этой властью она пользовалась только для того, чтобы свести к нулю успехи восстания. Повсюду, где вооружённое столкновение приводило к серьёзному кризису, мелких буржуа охватывал величайший ужас перед создавшимся для них опасным положением: ужас перед народом, который всерьёз принял их хвастливый призыв к оружию».

Структурируем социологическую картину, которую нарисовал Энгельс. Он выделяет три силы: восставший народ , мелкую буржуазию  (которая народу противостоит и его боится, хотя составляет большинство населения) и армию  (численность которой вчетверо превышала число повстанцев даже в зоне максимального подъема революции). Из соотношения численности этих сил можно сделать вывод, что восставший народ  представляет собой очень небольшое меньшинство немцев, а подавляющее большинство немцев противодействовало этому «народу» тем или иным способом — оно, выходит, было антинародным .

Таким образом, Энгельс, исходя из своих чисто политических пристрастий, возводит в ранг народа небольшую его часть и лишает статуса «частиц народа» большинство немцев. И даже при таком соотношении называет немцев революционной нацией . Понятия, которые применяет Энгельс, совершенно искажают картину реального общественного столкновения и затрудняют непредвзятый взгляд на него.

В большой работе Маркса о революции 1848 г. в Германии «Буржуазия и контрреволюция» [44] ключевым словом также является народ . Смысл этого понятия передается такой схемой. Трусливая немецкая буржуазия не возглавила народ, но народ толкал ее вперед. А она предала народ и пошла на соглашение с правительством. Как видим, и в этой модели «вне народа» остается та часть немцев, которая не поддержала революцию и оказала ей активное или пассивное сопротивление, в результате чего революция и была подавлена. Эта часть немцев, в представлении Маркса, в «народ» не входит. Но себя-то она наверняка считает народом! Строго следуя Марксу, надо было бы сказать, что в момент революции происходит расщепление прежнего народа , в котором назрело противоречие, на два новых народа .[13]

Надо отметить, однако, что основатели марксизма часто сдвигались в другую крайность и смешивали категории классовые и национальные. Так, Энгельс называл англичан «самая буржуазная из всех наций», а Ирландию — «крестьянской нацией». Следуя этой установке, глава советской антропологической науки Ю.В. Бромлей предлагал ввести, в дополнение к разграничению наций на буржуазные и социалистические, понятия «рабовладельческая народность» и «феодальная народность» [15, с. 275]. В 1964 г. Институт этнографии АН СССР издал книгу «Нации Латинской Америки», где было сказано, что, за исключением Кубы, все нации Латинской Америки являются буржуазными. Это уже схоластика, парализующая возможность понимания.

Одна из причин, по которым советские этнологи своими схоластическими дебатами о нациях и народах загнали себя в тупик, заключается в давлении формационного подхода. Маркс и Энгельс различали нации феодальные, крестьянские и буржуазные — значит, в СССР должны быть нации социалистические . В справочнике «Нации и национальные отношения в современном мире», вышедшем в 1990 г., говорится, что в России до 1917 г. было 7 капиталистических наций, а в СССР к моменту перестройки — 50 социалистических наций.

В результате уже вполне сформировавшаяся к послевоенному времени советская гражданская полиэтническая нация была названа народом — ведь не могут же социалистические нации раствориться в советской  нации? Не обладая статусом нации, советское общество лишилось очень многих важных политических прав в международном сообществе.

вернуться

13

 В других случаях Энгельс, напротив, даже заостряет взаимосвязь между социальными и этническими характеристиками общностей. Он пишет: «Английский рабочий класс… стал совсем другим народом, чем английская буржуазия… Рабочие говорят на другом диалекте, имеют другие идеи и представления, другие нравы и нравственные принципы, другую религию и политику, чем буржуазия. Это два совершенно различных народа» [45, с. 356].