Выбрать главу

Именно с таких позиций следует рассматривать развитие мысли Каутского. Если в начале спора с Бернштейном он не отрицал возможности установления демократической формы капиталистического государства, то позднее он высказал мысль, что регрессивное развитие системы коснется не только полуабсолютистского германского государства, но и других буржуазно-демократических стран, включая Англию. В то же время Каутский, как и большинство социал-демократов, был убежден, что капиталистическая система не сможет долго и бесперебойно функционировать вне демократических форм. Если вначале он считал, что период реакции не может длиться долго и что за ним последует установление или восстановление демократического государства, то позднее он пришел к выводу, что стремление к трансформации существующего строя приведет к такому обострению классовой борьбы, что это повлечет за собой разрушение самой капиталистической системы. В этой ситуации господствующие классы не захотят уступить власть без борьбы и найдут возможность защитить собственные позиции, ибо они располагают мощным государственным аппаратом и многочисленными организациями, а кроме того, могут рассчитывать на поддержку значительной части, если не большинства, средних слоев.

В целом в политической стратегии ортодоксальных марксистов не было ответа на вопрос о пути, который изберет пролетариат для захвата власти.

Возможность захвата власти путем вооруженного восстания рассматривалась куда более скептически, чем это было у Энгельса в его знаменитом «Введении к работе К. Маркса „Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.“», написанном в 1895 году. Концепции Каутского по этому вопросу претерпели значительные изменения. До русской революции 1905 года он считал, что возможности победы революционного восстания в странах Западной и Центральной Европы весьма ограниченны; опыт этой революции заставил его изменить мнение о том, что «эпоха баррикад прошла», и он с оптимизмом говорил о возможности победоносного восстания. Однако в работе «Путь к власти», написанной в 1907 году, он уже не говорит о возможности восстания, но в его рассуждениях о восстании следует выделить два момента. Первый касается вопроса о том, захочет ли большая часть рабочего класса принять участие в этой форме борьбы. По его мнению, в странах, где пролетариат пользуется известными политическими правами и располагает легальными организациями, то есть в странах, где существует хотя бы частично демократический режим, как, например, в той же Германии, пролетарские массы не согласятся участвовать в таких формах борьбы, разве что их захотят лишить уже завоеванных политических прав. Я должен здесь заметить, что, возможно, он не был вполне уверен в этой гипотезе, в частности в том, что касалось германского пролетариата в связи со спецификой его мышления. Иначе он оценивал обстановку в России, где, как он думал, массам нечего было терять. Вторая, более сложная проблема состоит в следующем: если рабочие массы все же захотят принять участие в вооруженном восстании, то какова будет вероятность успеха восстания в экономически развитых странах?

Немаловажным было, конечно, то обстоятельство, что до тех пор еще не было опыта победоносного вооруженного восстания пролетариата, не считая опыта Парижской коммуны. Гораздо большие надежды возлагались на всеобщую забастовку, по вопросу о которой тоже существовало множество различных мнений и которая вначале была предметом стычек между анархистами и анархо-синдикалистами, с одной стороны, и социал-демократами – с другой. Позднее острые споры по этому вопросу разгорелись и внутри самой социал-демократии. Определяя политическую стачку как, «может быть, самое революционное оружие пролетариата», Каутский не имел ясного представления о механизме ее развития. В своих рассуждениях главное внимание он сосредоточил на условиях, которые могли бы привести к победоносному завершению стачки или капитуляции буржуазного общества, в частности в Германии. По мнению Каутского, политическая стачка предполагала в качестве цели свержение правительства, а для этого прежде всего было необходимо, чтобы пролетариат стал преобладающей частью общества, чтобы он был подготовлен и в основе своей достаточно организован. Последнее в свою очередь указывало на то, что нужны были хорошо развитая промышленность и прошедший серьезную школу политической и профсоюзной борьбы пролетариат. А правительство, напротив, должно было быть внутренне слабым, «безголовым», лишенным, с одной стороны, доверия армии и бюрократического аппарата, а с другой – поддержки большинства народа.