Тем не менее Роза Люксембург не ограничивалась тем, чтобы любой ценой выражать свою солидарность с Октябрьской революцией. Раньше многих других она увидела в ленинской концепции партии и в других его положениях некоторые черты, предвещавшие возможный регресс советского общества и угрожавшие основным положениям социалистической демократии. По этому можно судить о ее глубоком знании материалистического метода и практическом знакомстве с диалектикой именно там, где речь идет о скрытых, еще не ставших реальностью традициях. Она опасалась последствий подавления свободы, поскольку интуитивно ощущала наличие социальных условий для подобного искажения. Но «отсрочка демократии», которой добились Ленин и Троцкий, распустив после Октябрьской революции Учредительное собрание, – «это еще большее зло, которое надо было предупредить: оно душит тот жизненный источник, благодаря которому и только благодаря которому могут быть исправлены все недостатки, присущие общественным институтам» [5].
2. «Люксембургиантство»: критическая ортодоксия или ересь
Довольно сложно определить место политической теории Розы Люксембург в истории. Естественно, она находится в тесной связи с левыми радикалами. Решительные социалисты – сторонники Советов и последовательные критики упадка социал-демократии, они считали диалектический материализм не просто всеобъемлющей структурой, дающей единое представление о мире, но прежде всего одним из компонентов исторически необходимой и определяющей практики. В этой связи необходимо вспомнить Антона Паннекука, который вместе с Радеком, Фрёлихом и Иоханном Книфом до начала первой мировой войны занимался политической деятельностью в Бремене. Речь идет о том общем антивоенном фронте, который объединял Розу Люксембург, Франца Меринга, Карла Либкнехта с Антоном Паннекуком, Германом Гортером и Хенриеттой Ролланд-Хольст. Во всяком случае, Паннекук всю жизнь оставался верным собственной точке зрения на роль Советов перед лицом любого возможного поворота в рабочем движении. Гортер и Паннекук, в Циммервальде и Кинтале еще выступавшие вместе с Лениным, очень скоро поняли разницу, которая именно по этому вопросу отделяет их от русского революционера. Впрочем, «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» будет прежде всего обращена против Гортера и Паннекука, сторонников коммунизма Советов. Конечно, Роза Люксембург является такой же решительной сторонницей демократии Советов, как и Паннекук, но у нее совершенно иные соображения по поводу организации, силы, объединяющей волю масс, и в отличие от Паннекука ее концепция материалистической диалектики, полностью определяющейся историческими процессами, никак не связана с натуралистическим образом мышления. И это сразу же придает этой стороне ее «ортодоксии» в основном критическую основу. Не однажды восставшие массы все упорядочивают стихийно и обуржуазивают победу социализма, и даже не необходимость постепенного развития, присущая диалектике природы и протекающая бескровно, гарантирует всеми страданиями человечества в ходе истории конечную победу. Если нет даже минимальной гарантии, то и в данном случае Роза Люксембург в глубине души абсолютно убеждена в этой победе. Еще с большей энергией и силой, нежели Маркс и Энгельс, в рамках материалистической теории она сформулировала проблему возможности, проблему случайности – и тут трагический опыт войны сыграл решающую роль, – которая уже не является вопросом второстепенным и, пройдя тернистый, зачастую мучительный путь, должна стать прогрессивной необходимостью. Она, скорее, указывает на возможность сохранить одно из понятий, более или менее идентичных в определенных исторических условиях: социализм или варварство. Именно это превращает ортодоксальную критику Розы Люксембург, направленную на оживление диалектики, в особую форму ереси в рабочем движении.
В политической теории Розы Люксембург отношения с массами являются основным элементом, и именно это не позволяет ей принять строгую кадровую партию, скованную железной дисциплиной конспирации, как альтернативу социал-демократической партии, ставшей к тому времени чисто избирательным союзом. Хотя молодой Лукач в книге «История и классовое сознание» ссылается на Розу Люксембург именно в связи с открытой диалектикой «массы – партия», не деформированной каким бы то ни было схематизмом (что, впрочем, не означает возможности отхода пролетарской партии от масс), эта диалектика в дальнейшем была затуманена сторонниками самого Лукача. Выражаясь более философски, можно было бы сказать, что случайные для объекта условия, громоздкий материал сознательных действий истории в форме классовых отношений, например действий пролетариата, вновь сводятся у него к формуле «субъект – объект», к пролетариату как субъекту, равнозначному и неделимому, который вмешивается в ход истории и – хочешь не хочешь – приводит к завершению исторического поворота. Зато для Розы Люксембург пролетарии являются эмпирическими индивидами, солдаты – это пролетарии в шинели, чьи личные качества, в различной степени несущие на себе отпечаток гегемонии существующего строя, лишь в ходе классовой борьбы приведут к образованию единой воли, способной привести к действию. Лукач переносит раскол между субъектом и объектом, которые в реальной борьбе опосредствуют друг друга, на нерушимое тождество, каковым является партия, представляющая весь пролетариат – единственно реальный субъект, способный к действию в любой исторической обстановке. Отдельный же пролетарий в большей или меньшей степени представляет собой объект партийной работы; он лишь выражает «психологическую сознательность». Перед партией, воплощающей наконец-то разгаданную тайну фихтеанского действия, индивидуум является просто-напросто сырьем. Это станет реальностью в жестокие времена сталинизма.