Выбрать главу

В конце этого отрывка Маркс с одобрением привел следующие слова из книги Уркарта: «Рассечение труда есть убийство народа» [9].

Естественно, Михайловский хотел помешать «убийству» русского народа. И поэтому он определял прогресс как «постепенное приближение к целостному индивидууму, к максимальному и более разнообразному возможному разделению работы между органами человека и возможно минимальному разделению труда между людьми» [10]. Только в однородном, эгалитарном обществе человеческая личность может быть многосторонней, цельной, полной. Это была довольно утонченная аргументация в пользу крестьянской утопии, обращенной в прошлое и идеализировавшей натуральное хозяйство и примитивную автаркию русской сельской общины. Русский крестьянин, утверждал Михайловский, живет примитивной, но полной жизнью; с экономической точки зрения он самообеспечен, следовательно, независим, «полон» и «целен»; он удовлетворяет все свои нужды с помощью собственного труда, применяя все свои способности, и в одном лице объединяет крестьянина и рыбака, пастуха и ремесленника. Отсутствие или недостаточное развитие «сложной кооперации» привело к тому, что русские крестьяне стали «взаимонезависимыми», в то время как «простая кооперация» (то есть кооперация, которая вовлекает в свою систему людей как «целостные существа») объединяет их морально и делает солидарными на основе взаимных симпатий и взаимопонимания. Необходимо различать уровни и типы развития. Крестьянская община представляет собой более низкий уровень развития по сравнению с капиталистической фабрикой, но она выше ее по типу развития. То же самое относится и к личности: человек на Западе, несомненно, находится на более высоком уровне развития, но в то же время принадлежит к более низкому типу по сравнению с русским крестьянином, который еще не потерял своей примитивной «целостности». Бросая вызов либералам, Михайловский утверждал, что мысль, будто капитализм – самая высокая форма «сложной кооперации» – освободил личность, абсолютно не обоснованна. Более того, капитализм превращал личность в «простой орган» социальных организмов, безжалостно принося в жертву живых людей идолу «максимального производства».

Модернизируя терминологию Михайловского, можно сказать, что в его глазах худшим последствием капиталистического развития является отчуждение труда, порожденного отделением непосредственных производителей от средств производства. Совершенно ясно, что и в этом случае Михайловский учится у Маркса: в «Капитале» он нашел драматический рассказ об экспроприации непосредственных производителей, насильственно оторванных от средств существования и лишенных, таким образом, самообеспечения и «индивидуальной целостности». Согласно схеме Маркса, основное условие капитализма – это уничтожение трудящегося; социализм в свою очередь, будучи «отрицанием отрицания», экспроприирует экспроприаторов и превратит средства производства в собственность производителей (хотя это и не будет реставрацией их частной собственности). Как и многие другие народники, Михайловский делает отсюда вывод, что его страна должна «перепрыгнуть» этап капиталистического развития и что русский народ должен сделать все возможное, чтобы помешать индустриализации по английскому образцу. Кроме того, приспособивший идеи Маркса к своей собственной концепции, мыслитель-народник уверен, что современный социализм и русская сельская община не что иное, как различные уровни одного и того же типа, и что, следовательно, дело, за которое должны бороться трудящиеся России, – это главным образом «дело сохранения», поскольку их победа зависела от сохранения и развития существующих форм труда (артель русских ремесленников) и собственности (коллективная собственность на землю).

Как видно, Михайловский согласен с Марксом в том, что формы труда, то есть производственные отношения, оказывают решающее влияние на личность и на культуру определенной эпохи. Это мнение разделялось большей частью народников, за одним исключением, достойным внимания: Петр Лавров придавал большее значение развитию критической мысли. Первым мыслителем народничества, который принял этот тезис, был Петр Ткачев, крупнейший идеолог «бланкизма» в народничестве в самом широком смысле слова. Уже в 1865 году то есть до того, как был опубликован первый том «Капитала», он писал, что