Плеханов, «отец русского марксизма», представлял собой следующий вариант применения марксистских теорий к условиям отсталой России. В своих первых марксистских работах «Социализм и политическая борьба» (1883) и «Наши разногласия» (1885) он бросился в страстную атаку на две позиции, угрожавшие революционному движению России: на старый предрассудок народников в отношении «политической свободы» и на «бланкистскую идею захвата власти». По мнению Плеханова, русский марксизм был продолжением русского западничества; великая миссия русского рабочего класса состояла в том, чтобы завершить труд Петра Великого. Захват власти социалистами-революционерами только препятствовал бы осуществлению этой цели и привел бы к тяжелому историческому регрессу. Подлинный социализм невозможен, если не достигнуты высокий уровень экономического развития и столь же высокий уровень классового сознания трудящихся. Революционеры, которые попытались бы навязать социализм отсталой стране, должны были бы «искать спасения в идеалах патриархального и авторитарного коммунизма», заменив «перувианских „сынов солнца“» и их чиновников «социалистической кастой» [21]. Чтобы воспрепятствовать этому, русские революционеры «должны выбрать длинный и трудный путь капитализма», путь политической борьбы, который проходит через агитационную работу среди трудящихся, путь сотрудничества с либералами и всеми прогрессивными силами общества. Между социалистической революцией и революцией политической (то есть направленной на свержение абсолютизма) должен пройти довольно длительный период, который позволит в максимальной мере осуществить капиталистическую индустриализацию и воспитать трудящихся в школе легального порядка и политической свободы. Этот период будет короче, чем на Западе, поскольку в России благодаря западному влиянию социалистическое движение началось очень рано, на начальном этапе развития капитализма. Но он не должен быть слишком коротким: излишнее сокращение во времени любого процесса всегда приводит к нежелательным конечным результатам.
Сильная сторона мысли Плеханова состояла в его глубоком, почти пророческом понимании опасностей для дела построения социализма в отсталой стране, где никогда не было политической демократии и где сама идея социализма может быть легко искажена. Он желал для своей страны «нормального», «европейского» развития, которое шло бы с рациональной последовательностью этапов, в постоянной гармонии с внутренним экономическим и культурным ростом. Он рационализировал это свое желание в теоретическом положении, согласно которому подобное развитие является «исторической необходимостью» и всякая идея некапиталистического развития России есть не что иное, как субъективный утопизм. Однако, оглядываясь назад, мы ясно видим, что идеал Плеханова о социализме, построенном в России после окончательного завершения процесса европеизации, прочно основанном на высокоразвитом и демократическом капитализме, оказался не менее утопичным, чем идеал народников, который заключался в том, чтобы избежать человеческих жертв в ходе экономического прогресса. С чисто политической точки зрения программу Плеханова было довольно трудно реализовать: практически невозможно было развить среди русских трудящихся классовое сознание, то есть сознание неминуемого столкновения с буржуазией, одновременно прививая им научную теорию, по которой они на протяжении примерно двух поколений должны были приспосабливаться к господству буржуазии. Эту проблему ясно понимал Лев Тихомиров, теоретик народнической партии «Народная воля», который сравнивал Плеханова с миссионером, пытающимся убедить дикарей, что рабство есть необходимый этап цивилизации и что поэтому им полезно стать рабами [22].
С точки зрения народников, расхождения между Плехановым и «легальными марксистами» были гораздо менее важны, чем основательное совпадение их мнений. В политической практике как Плеханов, так и Струве поддерживали капиталистическое развитие и видели в буржуазии союзника в борьбе за политическую свободу. В теории не только группа Плеханова, но и «легальные марксисты» оправдывали эту позицию, ссылаясь на понятия «историческая необходимость» и «объективные законы» экономического развития. Народники с резкой враждебностью отнеслись к этой политической точке зрения и направили свою полемику как против «русских последователей Маркса», так и против самих Маркса и Энгельса. В глазах Михайловского тот факт, что Энгельс (которого цитировал Струве) сказал, что рабство являлось необходимой фазой развития, поскольку без него современный социализм был бы невозможен, представлял собой великолепный пример самонадеянной самоэкзальтации, типичной для гегельянства. Гегель тоже, замечал Михайловский, считал, что рождение его абсолютной философии оправдывает все жестокости истории [23].