Очевидно, что теория общества, основанная на историческом познании, не может содержать истину в первозданном, неизменном виде, – здесь могут быть только имманентные интерпретации и проверки, тогда как все остальное, всякое развитие представляет собой отклонение вправо или влево; по Марксу и Энгельсу, именно формальные различия и то, насколько научно и систематически изложена суть исследования, или объективно значимые формы (производственные, идеологические и другие отношения), которые в определенных условиях приобретают и обязательно должны приобрести экономическое содержание, являются показателями исторического закона движения вещи. Если исторические эпохи различаются не тем, что в каждую из них производилось, а по способу производства, то нечто подобное действительно и для теоретической разработки. Теории различаются между собой не столько по своеобразию того знания, которое они дают, по характеру его применения, распространения и по возможности осуществления контроля, сколько прежде всего по способу их создания – специфическому способу, с помощью которого каждая из них порождает новый опыт, тот новый опыт, который благодаря им становится возможным. Это и есть формальный аспект материалистического понимания истории, который Энгельс считал необходимой предпосылкой процесса конкретного – то есть определяемого многочисленными – преобразования общественного бытия в теории и идеологии, когда он увидел, что земные идеи, экономическое содержание порождались непосредственно идеологией, без какого-либо .
Выражение «последняя инстанция» очень точно указывает на направление вниз и на сложную временную структуру этого . Когерентный метод науки должен, как представляется, состоять не в отступлении к процессу обмена информацией и гносеологических поисков имплицитных логических посылок, а в сознательном анализе теоретической стороны процесса производства, понимаемой как часть того же общественного материального производства, которая позволяет определить умозрительные принципы и категории. Материалистическая диалектика формы и содержания реальных социальных движений и относительного познания – включая фазу необходимого гносеологического отражения – не подвергается опасности идеалистических искажений только в том случае, если она восходит к производственной основе самого теоретизирования. Производство не только составляет содержание материалистических теорий, но и является составной частью их генезиса и их истинного содержания. Это дальнейший шаг по пути, пройденному экономической наукой революционной буржуазии, но только до того момента, когда появляются проблемы, связанные с формами воплощения теории. «Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства» [15].
«Тот, кто изучает, важнее изученной доктрины».
Именно происшедшая в период сталинизма фатальная институционализация учения Энгельса, как, впрочем, и энциклопедическая широта методологических и исторических исследований у позднего Энгельса, – вещь трудно постижимая еще и потому, что она является аномалией по отношению к традиционной классификации научной работы; именно эти обстоятельства до сих пор затрудняют освобождение теории Энгельса от искусственных и стереотипных оправданий и включение ее в специфический контекст социального опыта его исторической эпохи. Эти оправдывающие клише охватывают самые противоречивые аспекты – от диалектики природы, поднятой на щит во имя утверждения ортодоксальности, до теории отражения и сведения марксистской теории к мировоззрению ( – мировоззрение (нем.) – Прим. ред.). На деле же отход от традиции историографии, которая стремится установить преемственность идей на уровне истории и из которой давно уже исчезла материалистическая диалектика понятия и действительности, базиса и надстройки, революционной теории и практики, предполагает не только опровержение искаженных и разрозненных фактов, но и необходимость иного понимания истории, создание такой концепции современной истории, которая не была бы связана с великими теориями прошлого рабочего движения никакой потребностью в оправдании. Такую позицию нельзя считать ложной. Это то, что Маркс в «Господине Фогте» именует революционным действием, « участием в процессе исторической революции, которая происходит на наших глазах». Только практическая необходимость двинуть вперед современный процесс освобождения трудящегося класса – в широком смысле этого слова – на основе исторического опыта классовой борьбы прошлого, не критикуемого, сохраненного в теориях и систематизированного, понимаемого как возможность ориентации вне рамок определенной ситуации, может предохранить непрагматическое содержание истины, объективность материалистического понимания истории от той пошлой интерпретации, которая часто впадает в буржуазный историзм. В соответствии с таким подходом теория Маркса и Энгельса есть лишь благодатный научный аргумент и средство для оправдания любого возможного познания. А познание представляется всегда только как продукт развития гениального зародыша. В то же время подлинная объективность исторического познания возникает благодаря осознанию исторических интересов настоящего (а точнее, интересов освобождения угнетенных классов и людей), осознанию, идущему дальше представлений о развитии – в истории идей не меньше, чем в действительности, – «процесса, который обгоняет время, однородное и пустое», и наполняет прошлое «настоящим» [16].