Но именно потому, что позиции Ленина постоянно менялись, пусть даже подчиняясь жесткой внутренней логике, можно было полагать, что в 1917 году он «приблизился» – как говорили (и как давал повод полагать сам Троцкий) – к позициям Троцкого. В действительности же именно Троцкий приблизился к позициям Ленина, приняв его идею о «якобинской» партии, которую резко критиковал в период полемики вокруг книги «Что делать?», – идею «якобинской» партии (Ленин, следуя традиции революционного народничества, совершенно отчетливо видел, что меньшевики обвиняли его не без основания) как необходимого средства для осуществления «непрерывной революции» с помощью крестьянских масс. Отсюда превосходство Ленина и перед Розой Люксембург, которая тоже полемизировала с ним в ходе обсуждения «организационного вопроса» и в отличие от Троцкого продолжала полемику (по вопросу о свободах) и после Октябрьской революции. Ленин в противоположность своим «объективным» союзникам на V съезде РСДРП не только имел совершенно четкие намерения, но и знал, что требовалось для их осуществления, и был готов без щепетильности принять все последствия этого осуществления. Заслуга (если так можно сказать) меньшевиков, политика которых терпела поражение и не пользовалась поддержкой западноевропейской социал-демократии (как известно, даже Каутский занимал радикальную позицию в отношении революции 1905 года), состояла по крайней мере в том, что они отчасти разбирались в природе ленинской теории и отчасти предвидели ее возможные результаты.
7. Троцкий, Парвус и «перманентная революция»
Стержнем позиции Троцкого в период первой русской революции была концепция «перманентной революции», которая станет кардинальным положением его политической теории и которая, как таковая, станет одним из предметов развернувшейся в 20-х годах широкой полемики о характере Октябрьской революции, о значении ленинской «ортодоксии» и о перспективах международного коммунизма. В книге Троцкого, так и озаглавленной: «Перманентная революция» – и написанной им в 1929 году во время его пребывания в Алма-Ате уже на пути в изгнание, он займется анализом узловых моментов этой концепции, поднимаясь, разумеется, к самым ее истокам – революции 1905 года. Но если теория «перманентной революции» Троцкого находит должное освещение лишь в рамках сложного политического мышления автора, то анализ дискуссии между большевиками и меньшевиками о революции 1905 года в свете развернувшихся на IV и V съездах РСДРП событий вызывает в памяти одну историческую фигуру. Речь идет о Парвусе (А.Л. Гельфанд), который, оставаясь вдали от таких партийных форумов, как IV и V съезды РСДРП, сыграл значительную роль в жизни русской социал-демократии того времени и вдобавок не только тесно сотрудничал с Троцким, но и был одним из вдохновителей его теории «перманентной революции». Выходец из России, Парвус принял активное участие в деятельности немецкой социал-демократии и с началом революции 1905 года вернулся в Россию и какое-то время участвовал в русском социал-демократическом движении.
При анализе событий русской революции Парвус также пользуется двумя параметрами в процессе выработки политической линии на тот период: это специфический характер русского общества и модель западноевропейских буржуазных революций. Историческое развитие России, которое в докапиталистический период следовало «скорее китайской модели, нежели европейской»[80], привело к тому, что в стране появилась «капиталистическая буржуазия, а не промежуточная, из которой родилась и в лице которой утвердилась политическая демократия в Западной Европе»[81]. В России, так же как в период революции 1848 года в Европе, капиталистическая буржуазия вслед за свержением самодержавия быстро отходит от пролетариата для закрепления своих собственных завоеваний. Однако запоздание русской революции по сравнению с европейскими революциями вкупе с высокой политической зрелостью рабочего движения и специфическим характером обстановки в России, где доминировала военная автократия при поддержке международного капитала и буржуазии, испытывавшей вынужденный политический подъем и лишенной собственной широкой социальной базы, – все это в целом выдвигало перед революционной социал-демократией особые задачи. Последняя «должна [была] подготовить революционную силу, способную не только свергнуть самодержавие, но и стать во главе революционных событий»[82]. Становясь на путь проведения самостоятельной революционной политики, русский пролетариат должен был со вниманием отнестись к своим отношениям с другими политическими и социальными силами. Что касается отношений с либералами, то речь идет не о том, чтобы проводить политику союза или конфронтации, а о том, чтобы, сохраняя собственную политическую автономию и центральную роль своего класса пролетариата, объединить вокруг себя либеральные и демократические силы, не забывая о необходимости «присматривать за собственными союзниками не меньше, чем за собственными противниками», и «больше заботиться о том, как воспользоваться создавшейся в результате борьбы обстановкой, нежели о том, как сохранить союзника»[83].