Плеханов также полемизирует с Розой Люксембург, выступая главным образом против ее утверждения о том, что меньшевики якобы догматически повторяют позицию Маркса периода 1847 – 1848 годов, считая буржуазию носителем революционной энергии, которой она, напротив, по мнению Люксембург, давно уже не обладает. Плеханов возражает, заявляя, что уже в 40-х годах Маркс не считал немецкую буржуазию революционным классом, и, приводя соответствующие цитаты, в заключение говорит:
«Маркс смотрел на германскую буржуазию совершенно так, как смотрим мы на российскую. Он видел ее половинчатость и все-таки считал необходимым поддерживать ее в ее хотя бы и половинчатой борьбе со старым порядком. Нам говорят: в то время германское рабочее движение было еще в зародыше. Положим. Но это, как и известно, не помешало Марксу надеяться, что буржуазная революция в Германии послужит лишь прологом – пролетарской… Это вовсе не схема, а метод, – наш материалистический метод в его применении в политике… Мы верны ему. Тов. Роза Люксембург ему изменяет. Это жаль. Тов. Абрамович назвал ее бланкисткой. Это неточно. Ее взгляды – это все-таки марксизм, – бланкизм надо целиком оставить товарищам большевикам. И это не „окаменелый“ марксизм. Это марксизм испарившийся, улетучившийся в жару революционной фразеологии»[123].
И заканчивает колким замечанием:
«Тов. Либер спросил т. Розу Люксембург, на каком стуле она сидит. Наивный вопрос! Тов. Роза Люксембург не сидит ни на каком стуле. Она, подобно рафаэлевой Мадонне, носится на облаках… отрадных мечтаний»[124].
Касаясь крестьянского вопроса, Мартынов не забывает об эволюции ленинской позиции по этому вопросу[125], но замечает, что между большевиками и меньшевиками отсутствуют разногласия по поводу того, что «в настоящий момент огромные слои крестьян более демократично и более революционно настроены, нежели городская средняя и мелкая буржуазия», и что «в борьбе приходилось и еще придется чаще идти рядом с крестьянами, нежели с городской буржуазной демократией»[126]. Но большевики не видят глубокой объективной «двойственности» крестьянского движения, которое наряду с прогрессивными сторонами включает в себя и реакционные. Таким образом, происходит возрождение «народнических идеалов, которые многим из нас казались уже похороненными экономическим развитием страны; вот это-то движение вдохнуло новую силу в эсеровскую партию, которая в 90-х годах была совершенно оттиснута на задний план марксизмом»[127].
До сих пор Мартынов излагает известные мысли меньшевиков по поводу пережитков народничества в русской политической жизни и в большевизме. Наиболее интересно и ново следующее замечание о последствиях такого положения вещей:
«Но вред аграрных утопий крестьян не ограничивается специально областью аграрных отношений. На этой социальной почве складываются известные наивные, утопические представления о политической тактике, которые распространяются с силой эпидемии. Эту мужицкую тактику в свое время метко и с любовью охарактеризовал анархист Лев Толстой: „Давайте, братцы, воевать по-мужицки, по-дурацки: возьми дубину и гвоздú!“ Этим словом исчерпывается вся премудрость крестьянской стратегии, и, что особенно важно, этой премудростью заражается пролетариат, благодаря чему ослабляется главная двигательная сила революции. Пролетариат, истощенный экономическим кризисом, уставший после забастовок и декабрьских поражений, проникнутый глубоким недоверием к бессильной и оппортунистической городской либеральной буржуазии, в последнее время охотно стал прислушиваться к народническим речам, он позволяет убаюкивать себя уверениями, что деревня выступит на смену городу, что решение аграрного вопроса в деревне уничтожит безработицу в городе, что значительная часть рабочих вернется из города в деревню и сядет вновь на землю. В связи со всем этим в рядах пролетариата получают весьма сильное распространение анархистские и террористические методы борьбы, подтачивающие классовую силу и классовую солидарность пролетариата»[128].
125
«Неправильная оценка большевиками современного состояния русского крестьянства ведет свое начало еще от нашего легального марксизма 90-х годов, в литературе которого видное место занимали известные вам сочинения Ильина „Развитие капитализма в России“, „Экономические этюды“ и пр. Наши легальные марксисты 90-х годов в пылу полемики с народниками, отрицавшими возможность развития капитализма в России, по обыкновению перегибали лук и доказывали, что капитализм чуть ли не овладел уже, в той или другой форме, всем нашим крестьянским хозяйством и на всем протяжении страны…
По мнению Ильина, регрессивные, докапиталистические отношения в самом крестьянском хозяйстве исчезают у нас беспрепятственно и сохраняются лишь в отношениях между крестьянами и помещиками в отработочной форме аренды. Во всей этой литературе тенденция принималась за совершившийся факт. Благодаря этой неправильной оценке экономической действительности Ленин в то время, безусловно, боялся, как бы крестьянская борьба за землю не приняла слишком большие размеры и не попортила бы его чертежей. Только этим и можно объяснить придуманную им пресловутую теорию возвращения отрезков, которая теперь показалась бы умеренной даже с точки зрения кадетов. Только этим можно объяснить преувеличенные надежды, которые Ленин в то время возлагал на либеральных капиталистических помещиков. Я напомню вам его известную фразу: „До свидания, господа предводители дворянства, наши завтрашние союзники!“ Эти односторонние взгляды Ленина, как известно, тогда уже оспаривались его товарищами по литературной коллегии „Искры“» («Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Протоколы», с. 379 – 380).
Мартынов имеет в виду статью Ленина «Внутреннее обозрение», опубликованную в журнале «Заря» в декабре 1901 года, в которой Ленин, комментируя выступления двух предводителей дворянства, содержавшие критику в отношении существующих порядков, предложил социал-демократии развернуть агитацию и пропаганду во всех слоях общества, недовольных политикой царского самодержавия. Статья заканчивается словами: «А предводителям дворянства мы скажем, прощаясь с ними: до свидания, господа завтрашние наши союзники!» (