Идея, лежащая в основе всех богдановских программ «пролетарской культуры», коллективистской идеологии, заключается в проповеди «культурной революции в пролетариате»: «его внутренняя социалистическая революция …необходимо должна предшествовать внешней социалистической революции общества»[216].
6. Философия пролетарской борьбы
Постулат культурной революции в самом пролетариате, предваряющей политическую и экономическую революцию, есть основная альтернатива революционной ориентации ленинского большевизма. Фактически «теория революции» Богданова навеяна существенно отличным от ленинского понимания будущих перспектив революции – это именно «наука организации», которая развивается на основе технических и экономических условий труда при капитализме и осуществляет революционное преобразование мира. «Пролетарская культура» означает, что пролетариат созрел настолько, что может сам, без помощи авторитарных вождей-идеологов, установить после революции общественный строй, основанный на коллективизме. Этот строй заявляет о своем существовании уже в эпоху капитализма благодаря сознанию прочного «товарищеского сотрудничества». Иными словами, во внешних общественных силах принуждения, таких, как государство, власть, право и мораль, нравы и обычаи, религия и метафизика, особенно привилегированная элитарная группа, управляющая пролетариатом, – во всем этом уже нет более необходимости[217]. Коллективизм – который Богданов называет также, не делая различия, социализмом или коммунизмом – начинается непосредственно вслед за революцией.
По Богданову, в основе гармоничного общества должна лежать не просто смена отношений собственности, а глубокое преобразование в сфере производства, где исторически установившееся разделение труда наряду со специализацией привели к фрагментации идей и мыслей, а впоследствии – к разобщенности людей. Поэтому необходимы более развитые идеи относительно структуры основ коллективизма, а также производственных отношений, идеологии, сознания и т.д. В основе этих идей, изложенных выше, лежит богдановская философия, опирающаяся в свою очередь на знания науки о природе – эмпириомонизм.
Сам Богданов отождествляет свою «конечную философскую цель», эмпириомонизм, с «идеалом полного и строгого познания». Эмпириомонизм, читаем мы в третьей книге богдановского основного труда по философии, есть «попытка дать насколько возможно стройную картину мира для нашего времени и для того социального класса, делу которого я себя посвятил». Эту попытку, как утверждает Богданов, он предпринял совершенно один: он не примыкал ни к одной из философских школ, несмотря на то что использовал их идеи в качестве материала для своей работы. «Только социальная философия Маркса послужила для меня более чем материалом – она была регулятором и методом моей работы одновременно»[218].
Это утверждение независимости от «философских школ» является недвусмысленным ответом первому русскому теоретику марксизма Плеханову, который в предисловии к «Критике наших критиков» заклеймил Богданова как «махиста» и «эмпириокритициста». В своей работе 1906 года Богданов отвечает: «Я гораздо меньше „махист“, чем тов. Бельтов [Плеханов] – „гольбахианец“; и я надеюсь, это не помешает нам обоим быть добрыми марксистами»[219]. Одновременно он соглашается с тем, что многое почерпнул у Маха – прежде всего мысль о том, что элементы опыта – ни «физические», ни «психические» и что эти их характеристики зависят исключительно от условий опыта. В чем же, собственно, заключается влияние эмпириокритиков на Богданова и в чем отличие богдановского учения от эмпириокритицизма, в чем оправдание его системы эмпириомонизма (термин изобретен самим Богдановым)?
217
Относительно идей о будущем см.: