Георгий КУНИЦЫН
МАРКСИЗМ В РОССИИ НАЧИНАЛСЯ СО ЛЖИ
Это имя — Георгий Иванович Куницын — стало известно в среде творческой интеллигенции СССР в середине 1960-х гг., когда прокатилась воодушевленная молва о том, что в грозных недрах ЦК КПСС объявился новый человек на ответственном посту в отделе культуры, какой-то никому не известный сибиряк! И этот, мол, сибиряк Куницын отчаянно смело принимает решения в пользу творческих работников, не считаясь с партийной конъюнктурой, — разрешает снимать фильм по «сомнительному» сценарию, уже отвергнутому чиновниками Госкино («Берегись автомобиля»); помогает выходу спектакля «Павшие и живые» Ю. Любимова; в театре им. Вахтангова одобряет постановку пьесы «Римская комедия (Дион)» драматурга Л. Зорина, зная, что в БДТ Г. Товстоногова эта постановка уже запрещена ленинградским партийным руководством сразу после премьерного спектакля; инициирует (под личное поручительство) первый выезд А. Тарковского, к этому времени уже снявшего «Иваново детство», за границу — на международный кинофестиваль; «выпускает» в командировку в США совсем молодого Евгения Евтушенко; поддерживает А. Твардовского, О. Ефремова, И. Смоктуновского, Р. Быкова, Л. Шепитько, Э. Климова и многих других писателей, кинорежиссеров, театральных деятелей и, наконец, делает все для того, чтобы выдающийся фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублев» получил финансирование и был снят! Георгий Куницын открыто и бесстрашно утверждал своей деятельностью и позицией: нормальные и плодотворные взаимоотношения между партией и творческой средой возможны! Но не тут-то было…
В 1966 г. партийная верхушка применяет испытанный и давно отработанный иезуитский прием — Г. Куницыну предлагают пост министра кинематографии СССР, но с условием, что на этом посту он «решительно разберется» именно с теми творцами и художниками, которых поддерживал и продвигал все пять лет своей работы в недрах ЦК.
Наступил «момент истины», который предрешил всю последующую жизнь Куницына, выбравшего не власть, а свободу, — лично члену Политбюро М. А. Суслову («серому кардиналу» при Л. И. Брежневе) он заявил, что его руками эта программа проводиться не будет… «Не будет твоими, проведем другими!» — так, должно быть, рассудил Суслов и вместо Г. И. Куницына назначил министром Ф. Т. Ермаша, бывшего подчиненного того же Куницына.
Ермаш сразу отправил фильм А. Тарковского о Рублеве «на полку» на пять бесконечных (для автора) лет — притом что Г. И. Куницын перед своим уходом из ЦК успел-таки присвоить картине высшую, первую, категорию!
…Эпоха Брежнева не приняла стиль работы Куницына, предполагавший открытую поддержку всего талантливого и честного в искусстве, поскольку именно такое искусство прежде всего и помогает обществу в целом развиваться нормально не только в духовном, но и в материальном воплощении.
Эпоха безграмотных и ограниченных руководителей СССР потащила великую страну к пропасти, прикрываясь как фиговым листком лозунгами о коммунизме и ничего не смысля в настоящем марксизме, не зная его и боясь, насаждая в «науке о марксизме» догматизм и начетничество, поощряя ортодоксов и идейных лакеев, обслуживающих полуграмотную «партийную верхушку» в их циничной демагогии.
В газете «Правда», куда «сослали» строптивого работника, Куницын продержался недолго, но и здесь успел опубликовать как редактор отдела литературы и искусства немало материалов, идущих вразрез с уже ясно обозначившейся политикой «подавления» любого инакомыслия в сфере культуры и гуманитарного знания, не совпадающего с «политикой Коммунистической партии», на практике все дальше отходящей от принципов, когда-то воодушевивших массы людей на построение «нового общества свободы и справедливости».
…В 1968 г. Куницына (по указанию Л. И. Брежнева) убирают из «Правды» — формально за то, что он (единственный из присутствующих!) голосует на редколлегии против увольнения из газеты Л. Карпинского и Ф. Бурлацкого, посмевших опубликовать в «Комсомольской правде» острую и честную статью о театральной цензуре.
В том же году из ЦК санкционируется провал защиты докторской диссертации Г. И. Куницына в ИМЛИ им. Горького и затем он попадает под мстительный каток системы — блокируется выход книг, запрещаются любые публичные выступления на официальных собраниях, собираются в особую папку «добровольные» доносы… А ему всего-то сорок шесть лет!
Тогда он наконец-то прорывается к аудитории, о которой давно мечтал, — его «пригревает» музыкальная академия им. Гнесиных, где он читает студентам курсы по эстетике и истории философии, а затем приглашают и Литинститут, и Высшие литературные курсы.