Будто сегодня это сказано: гибель общины названа катастрофой. Теперь мы слишком хорошо это знаем — катастрофа.
Мысль о сохранении общины, однако, тоже не случайна. Маркс много раз возвращается именно к ней. Полезно вслушаться.
«И в то время как обескровливают и терзают общину, обеспложивают и истощают ее землю, — размышляет он, — литературные лакеи “новых столпов общества” иронически указывают на нанесенные ей раны, как на симптомы ее естественной и неоспоримой дряхлости, и уверяют, что она умирает естественной смертью и что сократить ее агонию было бы добрым делом. (Разве не то же самое писали и Плеханов и плехановцы? — Г. К.). Речь идет здесь, таким образом, уже не о проблеме, которую нужно разрешить, а просто-напросто о враге, которого нужно сокрушить».
Не в бровь, а в глаз русским социал-демократам… Вы знаете, как они улюлюкали, пророча быструю смерть общине.
Но вот им в ответ: «Если русская революция произойдет в надлежащее время, если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить свободное развитие сельской общины, последняя вскоре станет элементом возрождения русского общества и элементом превосходства (! — Г. К.) над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя» (там же; курсив мой. — Г. К.).
Даже — «превосходства»... Такова была надежда Маркса.
Энгельс же (обращаю Ваше внимание) необходимые перемены для сохранения общины видит вовсе не в русской революции, а всего лишь в изменении «общественного мнения России на основе западных переворотов». Это ли не странно? Но ведь и Энгельс ставит вопрос: успеет ли нечто подобное произойти в России? К пункту «успеет ли» нам придется далее вернуться, а сейчас в основном разговор об эволюции взглядов самого Энгельса.
Цитаты здесь совершенно необходимы. В полном объеме. Следующая же — особенно. 24 февраля 1893 г. Энгельс в очередной раз отвечает Даниельсону:
«В первом письме Вы спрашиваете: должны ли были те экономические изменения, которые с 1854 г. стали неизбежными в силу самой природы вещей, вместо того чтобы содействовать дальнейшему развитию исторически сложившихся в России институтов, наоборот, подрывать их в самом корне? Иными словами, не могла ли сельская община послужить основой нового экономического развития? А 27 января Вы выражаете ту же мысль в такой форме: крупная промышленность стала необходимостью для России, но было ли неизбежным ее развитие в капиталистической форме?»
Даниельсон, выясняя бреши в позиции Энгельса, добился своего: Энгельс отвечает ему настолько основательно, что этот ответ непременно должен быть сопоставлен с ответом Маркса от 8 марта 1881 г. на письмо В. Засулич.
Перед чем же мы оказываемся при таком сопоставлении? Вот ведь что самое важное. Знаток марксистских текстов, Вы, думается, не можете не почувствовать именно того, что вступаете здесь в сферу действия той мысли, которая в судьбах России сыграла поистине трагическую роль.
«Так вот: в 1854 г., или около того, — напоминает Энгельс, — для России отправными пунктами были: с одной стороны, наличие общины, с другой — необходимость создать крупную промышленность. Если Вы примете во внимание все состояние вашей страны в целом, каким оно было тогда, увидите ли Вы там хоть малейшую возможность привить крупную промышленность крестьянской общине, и притом в такой форме, которая, с одной стороны, делала бы возможным развитие крупной промышленности, а с другой, подняла бы эту первобытную общину до уровня социального института, далеко превосходящего все то, что мир видел до сих пор? Мне кажется, что такая эволюция, превосходящая все известное в истории, требовала бы совершенно иных экономических, политических и интеллектуальных условий, чем те, которые имелись в то время в России» (Соч., т. 39, с. 32—33; курсив мой. — Г. К.).
В сущности, это уже и открытая полемика Энгельса с Марксом...
Но посмотрите, с применением какого удивительного приема... Энгельс продолжает: «Нет сомнения в том, что община и, в известной степени, артель заключали в себе некоторые зародыши, которые при определенных условиях могли бы развиться и спасти Россию от необходимости пройти через муки капиталистического режима. Я вполне присоединяюсь к письму нашего автора (имеется в виду письмо Маркса в «Отечественные записки» от 1877 г. — Г. К.) по поводу Жуковского».
Энгельс не мог не знать — причем абсолютно точно — содержание этого письма. Ведь он же сам и обнаружил его в бумагах умершего Маркса. Молчал он о нем около десяти лет. Забыл, что оно написано не по поводу Жуковского, а Михайловского... И вот теперь неверно излагает и само даже его содержание! Можно предположить, что Даниельсон, отлично знавший позицию Маркса, был огорошен этим. Потому, наверное, он столь настойчиво и просил вновь и вновь Энгельса поделиться с ним мнением на тот же счет.