Догадываюсь: ни Вы, ни Ваши единомышленники ничего предосудительного в этих «неточностях» не увидели? На самом же деле здесь-то и началась поистине виртуозная подмена самой направленности первоначального текста предисловия Маркса к русскому переводу «Манифеста»! Казалось бы, что страшного — в ряду слов «первобытного общего владения землей» пропущено слово «общего»? Но вместе с другими неточностями выходит ведь вот что: в конце предисловия Маркса слова «современная русская община» заменены другими словами — «современное русское землевладение», а это звучит уже как обозначение совсем другой реальности! Ведь «современным землевладением» в 1882 г. называлось — самим же Плехановым! — уже то землевладение, которое и разрушало общину... «Современным» землевладением в России тогда становилась не общая, а частная собственность российских крестьян на землю. Чуете, куда клонится дело? Или в самом деле не чуете?
Становится (на фоне этой подмены) ясным и то, почему вместо слова «дополнят друг друга» появилось слово «пополнят». Ведь Россия везде и всюду — в перспективе — видится Плеханову именно в фарватере Западной Европы. Он решительно не мог себе представить, что все-таки прав Маркс, который видел более вероятной именно общину в качестве основы «социального возрождения» России. А не частнособственническое крестьянство, приговоренное историей к пролетаризации.
Мы, впрочем, еще увидим подобные утонченные действия Плеханова. Но у него с самого начала дело не обошлось только лишь мастерством подмены идей в ходе самого процесса перевода с немецкого на русский. Вам же не может не быть известно предисловие к «Манифесту» от 1882 г., написанное Плехановым! Их даже и два, этих его предисловий. Касаюсь тут только первого из них, от 1882 г., которое не оставляет никаких сомнений насчет того, что Плеханов уже тогда, в 1882 г., во время работы над переводом «Манифеста», фактически отбрасывал позицию Маркса относительно России...
Плеханов писал в предисловии к «Манифесту»: «У нас до сих пор еще довольно сильно распространено убеждение в том, что задачи русских социалистов существенно отличаются от задач их западноевропейских товарищей (скажете: ну разве не это было убеждением и Маркса?! — Г. К.). Но не говоря уже о том, что окончательная цель должна быть одинакова для социалистов всех стран, рациональное отношение наших социалистов к особенностям русского экономического строя возможно лишь при правильном понимании западноевропейского общественного развития. Сочинения же Маркса и Энгельса представляют собой неизменный источник для изучения общественных отношений Запада» (Сочинения, в 24 т., М., Пг., 1923, Т. 1, с. 151).
Отлично зная, что в утаенном письме Маркса к В. Засулич от 1881 г. — и в только-только переведенном им, Плехановым, предисловии его к «Манифесту», к которому он и пишет эти свои строки! — Маркс все свое внимание обращает все-таки на иные задачи русских революционеров (чем задачи западных социалистов), наш «первый марксист», однако, уже и тут, в первых своих словах о Марксе, начинает уводить русского читателя от «русской идеи» Маркса... Карфаген должен быть разрушен! И Вы этого совсем-совсем не видели, Раиса Павловна?! И единой линии Плеханова и Энгельса по отношению к России не видели тоже? Впрочем, об этом — после.
Мимоходом замечу, Б. Интерберг и В. Твардовская пишут, что пусть, мол, переведенное Плехановым в 1882 г. предисловие «тоже осталось бы» Ленину «неизвестным», — и это неважно: «сама-то идея» народников (поддержанная Марксом) была Ленину известна... Мол, он ее и от брата Александра знал.
Да отвергнул... Что тут, мол, изменил бы и сам Маркс?..
Ну, во-первых, Ваши единомышленники и Вы ошибаетесь относительно того, что Ленин столь неуважительно отнесся бы к подлинной мысли Маркса... Во-вторых, случилось худшее: он, действительно, знал предисловие Маркса к «Манифесту» от 1882 г., но знал-то его в переводе Плеханова... А выше мы видели, что и сам перевод этот дан с запутанным смыслом, и, особенно, комментарии Плеханова к нему содержат уже вовсе не «русскую» (на самобытность), а «западную» ориентацию. В-третьих, в конце 1880-х гг. в сознании русской социал-демократии (а не только либеральной буржуазии) широко бытовало убеждение, что Россия «окончательно встала на путь капиталистического развития, и ее с него ничто не столкнет». Так что Ленин, как и тогдашняя русская социал-демократия, не усомнившись, принял наиболее отвечающий его взглядам плехановский вариант трактовки Марксом положения в России. Но о Ленине — тоже отдельно.