«Все изложенное нами, — читаем в той же статье, — должно было быть знакомо тем противникам общинного владения, которые называют себя последователями Шеллинга и Гегеля. Каким же образом не догадались они, что, налегая на первобытность этой формы отношений человека к земле, они тем самым указывают в общинном владении черту, сильнейшим образом предрасполагающую к возвышению общинного владения над частною поземельною собственностью?» (там же, с. 625—626).
Логика Чернышевского безупречна. Он обобщил материал истории, и он наступает: «Неужели при одной фразе “общинное владение есть первобытная форма поземельных отношений, а частная собственность вторая, последующая форма”, — неужели при одной этой фразе не пробуждается в каждом, кто знаком с открытиями великих немецких мыслителей, сильнейшее, непреоборимое предрасположение к мнению, что общинное владение должно быть и высшею формою этих отношений?» (там же).
Так не кажется ли теперь Вам, уважаемая Раиса Павловна, что русские «ученики» Маркса, начиная с Плеханова, в сущности, отвернулись от краеугольного понятия гегелевской диалектики — закона «отрицания отрицания» — ради отбрасывания того гениального вывода, что когда в каком-либо процессе тезис не отрицается антитезисом, то он может удержаться до появления сложного синтеза в третьей точке? И значит, только по первой и третьей точке всякого витка спирали можно судить именно о направленности процесса. А «средние ступени» могут и выпасть из развития. Ведь это же и к Вам тоже обращался Чернышевский со следующими словами: «Если кому-нибудь мало покажется приведенных нами подтверждений всеобщности этого закона: “конец развития по форме является возвращением к его началу”, для такого скептика мы готовы по первому его желанию показать ту же норму в развитии всех половых и семейных отношений, политического устройства, законодательства вообще, гражданских и уголовных законов, налогов и податей, науки, искусства, материального труда; для всего этого не нужно будет нам ни особенной учености, ни других соображений, — нужно только заглянуть, например, хотя в Гегеля: у него все это давным-давно доказано и объяснено» (там же).
Значит, дело пришло к тому, что при обретении нового для себя мировоззрения самая ранняя русская социал-демократия объективно встала на путь игнорирования особенностей развития России, и провозглашение историзма было в этих условиях простой декларацией, самообольщением. И конечно, важен упоминавшийся мною третий момент в суждениях Чернышевского о России, который завершает суждения его о триадности движения истории (в т. ч. отечественной). Рассмотрев две ступени — первобытную («архаическую») общинность и последующий переход ее к частному землевладению, на чем, как известно, ставят обычно точку как на высшем пункте, Чернышевский делает далее вполне итоговый вывод: завершающим является не частное землевладение, а следующий за ним высокий синтез — саморазвитие опять в сторону коллективного владения, но уже другого — такого, которому также соответствует и более высокий общий уровень жизни, дающий все возможности для самосовершенствования каждого индивида. «Таково, — пишет великий мыслитель, — сильнейшее, непреоборимое расположение мысли, к которому приводит каждого знакомого с основными воззрениями современного миросозерцания именно та самая черта первобытности, которую выставляют к решительной выгоде для себя в общинном владении его противники. Именно эта черта заставляет считать его тою формою, которую должны иметь поземельные отношения при достижении высокого развития: именно эта черта указывает в общинном владении высшую форму отношений человека к земле» (там же, с. 628). Не из-за квасного же патриотизма (смею заверить, он мне не присущ), а исходя лишь из факта вновь напомню Вам: у Маркса и Энгельса в эти годы с такой ясностью еще и не были написаны слова о том, что человечество в своем развитии подчиняется действию закона поступательной триадности, при котором первая стадия в самом важном смысле повторяет себя в третьей, завершающей стадии. Поистине, нет пророка в своем отечестве...
Хотя, как я уже отмечал, в «Экономическо-философских рукописях 1844 г.» Маркс, в сущности, идет в своих суждениях, в конечном счете, по ступеням триады. Да и как можно по-иному приблизиться к истине? Логика познания повторяет собой логику истории.
Продвигаясь по стезе постижения социального развития, Чернышевский сопоставляет все три ступени первого витка исторической спирали. Его суждения фиксируют при этом одновременно и альтернативность внутри всего этого процесса: во-первых, развитие это идет через все три обозначенные ступени (в свою очередь, они внутри себя, конечно, могут подразделяться и еще на свои периоды) — таковым является, в частности, западноевропейский вариант социального прогресса; во-вторых, развитие в каких-либо других странах может и миновать те стадии, которые составляют именно срединную часть триады. У Маркса, как я уже писал, это же самое объясняется с применением слова «формация»: первобытная община — это «первичная формация»; классовые общества (рабовладение, феодализм, капитализм) — это «вторичная формация»; будущее бесклассовое общество — это действительно высокий синтез всего ценного первых двух ступеней. Собственно, это «третичная» формация. Правда, такого слова Маркс не употребляет.