А разве не говорит об отсутствии каких-либо абсолютов в историческом развитии также и то, что в большинстве стран Западной Европы совершенно очевидно не было рабовладельческой стадии: свободное крестьянство превратилось здесь, в отличие от Древнего Рима, вовсе не в рабов и люмпенов, а в крепостных. Чернышевский, в свою очередь, приводит и еще массу примеров в доказательство частой повторяемости именно выпадения «средней» ступени. «В индивидуальной жизни, — пишет он, — средние моменты развития могут быть пропускаемы в реальном процессе известного явления, когда человек, в котором этот процесс стоит еще на низкой ступени, сближается с человеком, в котором он достиг уже гораздо высшей степени» (Соч., М., 1986, т. 1, с. 634). «...Ход индивидуальной жизни может перебегать с первой ступени прямо на третью...» (там же, с. 635).
Завершая это письмо, хочу привести и еще некоторые положения Маркса из десятилетиями охраняемого Вами от общественности его рукописного наследия. О том, что Вы, именно Вы скрывали истинный смысл учения Маркса о России, а о его близости к позиции Чернышевского вообще молчали и молчите, — об этом хотелось бы поразмыслить, ни в коем случае не торопясь. Вы ведь утверждаете, будто Маркс и Чернышевский — в сущности, антиподы во взглядах на Россию... М-да... Бедный марксизм...
Тем более скрывал «русскую идею» Маркса от всех на свете первый русский «марксист» Плеханов. Он не допускал никому и слова сказать о том, что Россия, не избежав и капиталистических влияний, пойдет все-таки своим, самобытным путем. Если же строго следовать смыслу событий, то вообще-то разве в истории возможны не самобытные пути? Они кому-то желаемы, но возможны ли?
Протестуя против плехановской позиции навязывания ему, Марксу, взглядов о неизбежности капитализма в России, сам Маркс искал, как бы убедительнее возразить таким людям — в каких именно выражениях (защитить от них именно «Капитал»). «...Процесс, который я анализировал, — напомню и здесь приводившиеся мною в другой связи суждения Маркса, — заменил форму частной и раздробленной собственности работников капиталистической собственностью ничтожного меньшинства, заменил один вид собственности другим (курсив Маркса. — Г. К.). Как можно это применять к России, где земля не является и никогда не была “частной собственностью” земледельца? Стало быть, единственное заключение, которое они имели бы право вывести из хода вещей на Западе, сводится к следующему: чтобы установить у себя капиталистическое производство, Россия должна начать с уничтожения общинной собственности и с экспроприации крестьян, т. е. широких народных масс. Впрочем, как раз этого и желают русские либералы (как и русские социал-демократы! — Г. К.); но является ли их желание (курсив Маркса. — Г. К.) более основательным, чем желание Екатерины II насадить на русской почве западный цеховой строй средних веков?» (Соч., т. 19, с. 411—412).
Такой вот поворот мысли, кстати, совсем небеспочвенный: цеховой строй (даже из переселившихся в Россию немцев) для самой России тогда так и остался чуждым, ибо еще не было в самом народе частнособственнических традиций. С другой же стороны, несколько раньше не привели к капитализму и масштабные реформы Петра I — они, оказывается, тоже не выходили сколько-нибудь далеко из границ закрепощенной, но общинности же, которая была перенесена в промышленность. Заколдованный круг? В известном смысле на это похоже. Маркс и пытался этот круг расколдовать. Как и Чернышевский. Каким же образом? Да как раз раскрытием самой специфики русской самобытности! «...Экспроприация земледельцев на Западе привела к “превращению частной и раздробленной собственности работников” (слова в кавычках — из “Капитала”. — Г. К.). Но это все же — замена одной формы частной собственности другой формой частной собственности. В России же речь шла бы, наоборот, о замене капиталистической собственностью собственности коммунистической (общинной. — Г. К.)» (там же, с. 412).
Но дело-то не только в русской самобытности, оно и во внешних обстоятельствах. Конкретная историческая ситуация — реальность более широкая, чем национальная самобытность. И тут мы выходим на важнейшую проблему конкретного исторического времени, анализ которого и содержится в тех работах Маркса, которые Вы, Раиса Павловна, опрометчиво обошли в своих многочисленных комментариях к Марксу, Плеханову, Ленину и вообще к русскому революционному движению.