Коммунизм, возникший в 30-е годы из французской необабувистской, в основном политической и революционной, традиции, слился с новым опытом, приобретенным пролетариатом капиталистического общества на заре промышленной революции. Именно это превратило его хотя и в малое, но уже «пролетарское» движение. По мере того как коммунистические идеи непосредственно сливались с этим опытом, они явно подпадали под влияние опыта той страны, в которой промышленный рабочий класс существовал уже как массовое явление, то есть под влияние опыта Англии. Поэтому не случайно самый известный теоретик французского коммунизма своего времени Этьен Кабе (1788 – 1856) не вдохновлялся необабувизмом, а исходил из опыта, почерпнутого в Англии в 30-е годы, опираясь в особенности на труды Роберта Оуэна. Таким образом, Кабе вошел быстрее в русло утопического социализма. Однако, хотя новое промышленное буржуазное общество могло быть проанализировано каким-либо мыслителем в контексте непосредственного влияния на это общество того или иного аспекта «двойной революции» буржуазии – Великой французской и английской промышленной революции, – этот анализ не был еще непосредственно связан с конкретным опытом индустриализации. И действительно, он был проведен – одновременно и независимо друг от друга – как в Англии, так и во Франции и стал весьма существенной основой для дальнейшего развития мысли Маркса и Энгельса. Между прочим, необходимо заметить, что благодаря связям Энгельса с Англией Марксов коммунизм с самого начала находился под интеллектуальным воздействием английской действительности – в большей степени, чем французской, – в то время как другие представители левого социалистического и коммунистического крыла в Германии опирались в лучшем случае на французский опыт[15].
В отличие от термина «коммунист», который всегда остается программным, термин «социалист» первоначально носил аналитический и критический характер. Его употребляли по отношению к человеку, обладающему особой точкой зрения на человеческую природу (например, на основополагающее значение понятия «общественное» или «социальные инстинкты»), включая и особую точку зрения на человеческое общество, а также к людям, верившим в возможность или необходимость особых способов социальной активности, в частности в вопросах, которые представляли общественный интерес (таких, как, например, вмешательство в механизм действия свободного рынка). Вскоре стало ясно, что подобные идеи имели больше шансов на развитие и являлись более привлекательными для тех, кто стоял за равенство, как последователи Руссо, вплоть до вмешательства в права собственности. Сторонниками этого и выступали уже в XVIII веке в Италии некоторые противники Просвещения и «социалистов»[16], но все это не вполне отождествлялось с обществом, основанным на абсолютной коллективной собственности и на общем управлении средствами производства. Действительно, подобное определение не было общеупотребительным вплоть до возникновения социалистических партий к концу XIX века, и кое-кто еще и сегодня мог бы утверждать, что оно не вполне исчерпывающе. Так, еще в конце XIX века были люди, которые, будучи решительно настроенными против социализма (в современном понимании этого термина), могли считать себя (или считаться) социалистами, подобно немецким «катедер-социалистам» или же подобно тому английскому политику-либералу, который заявил: «Сегодня мы все социалисты». Эта программная двусмысленность распространялась даже на те движения, которые сами социалисты считали социалистическими. Не следует, однако, забывать, что одна из основных школ, которую Маркс и Энгельс определяли как школу «утопического социализма», – школа последователей Сен-Симона – «была куда более озабочена коллективным ограничением промышленности, нежели кооперативной собственностью на богатство»[17]. Последователи Оуэна, первыми употребившие этот термин в Англии (1826), хотя и называли себя социалистами, но лишь несколько лет спустя описывали собственный идеал общества как общество «кооператоров».
Однако для общества, где «социализму» противостоял «индивидуализм»[18], под которым подразумевалась специфическая либерально-капиталистическая модель ничем не ограничиваемой рыночной конкуренции, было естественным, что «социализм» приобретает программные черты общего определения некоего общества, организованного по образцу ассоциации или кооператива, то есть общества, основанного на кооперативной, а вовсе не на частной собственности. Термин так и остался неуточненным, хотя начиная с 30-х годов ассоциировался прежде всего с более или менее радикальной перестройкой общества в этом направлении. И сторонники «социализма» все более отходили от позиций преобразователей общества.
15
В «Немецкой идеологии» (См. МЭ: 3, 463) Энгельс с гордостью говорит о своем знании «английских коммунистов», противопоставляя его невежеству немецких «истинных социалистов». Список, который он приводит, – «Томас Мор, левеллеры, Оуэн, Томпсон, Уотс, Холиок, Гарни, Морган, Саутуэлл, Гудвин Бармби, Гривс, Эдмондс, Хобсон, Спенс» – интересен не только упомянутыми именами, но и тем, какие имена он опустил. Он не ссылается на многочисленных представителей «трудовых экономистов», которых Маркс знал уже в зрелые годы, в частности на Дж.Ф. Брея и Томаса Годскина, в то время как в него вошли уже забытые сегодня имена, известные лишь тем, кто, подобно Энгельсу, вращался в 40-е годы в кругах радикальных левых. Это Джон Гудвин Бармби (1820 – 1881), утверждавший, что он ввел в обиход слово «коммунизм», Джеймс Пирпонт Гривс (1777 – 1842) – «социалист-священник», Чарльз Саутуэлл (1814 – 1860) – «социалист-миссионер», последователи Оуэна, такие, как Джон Уотс (1818 – 1887), Дж.Дж. Холиок (1817 – 1906) – еще более темная фигура – и Джошуа Хобсон (1810 – 1876) – воинственный последователь Оуэна и издатель «Нового нравственного мира» и «Северной звезды». Оуэн, Уильям Томпсон, Джон Минтер Морган, Т.Р. Эдмондс и Томас Спенс и по сей день упоминаются в любой истории английской социалистической мысли.
16
См.:
17
См.:
18
В первой статье на эту тему сен-симониста Пьера Леру «Об индивидуализме и социализме» (1835) употреблялись оба термина.