По-видимому, можно утверждать, что в марксологических изысканиях, особенно после 60-х годов, все чаще наблюдается тенденция к выявлению в наследии Маркса и Энгельса не столько совокупности «окончательных» и завершенных текстов, излагающих марксистскую теорию, сколько мыслительного процесса и его развития. Кроме того, все чаще отбрасывается идея о том, что произведения Маркса и Энгельса – это прежде всего неразделимые компоненты марксизма как некоего целого; напротив, анализу подвергаются различия, а порой и расхождения между двумя соратниками, хотя они сотрудничали друг с другом на протяжении всей жизни. Нас здесь не интересует, до какой степени это подчас может приводить к преувеличению таких различий: постепенный, начавшийся с середины 50-х годов упадок марксизма как формально-догматической системы со всей очевидностью стимулировал эти новые тенденции в сфере марксологических исследований, даже если иной раз, возможно, и подтолкнул некоторых авторов пуститься на поиски авторитетных высказываний в поддержку альтернативных – и иногда не менее догматических – версий «марксизма» в менее изученных, недавно опубликованных и увидевших свет работах Маркса.
5. Переводы
Упадок догматического марксизма привел к растущему разрыву между теми странами, в которых правят называющие себя марксистскими политические партии с их официальными, более или менее монолитными доктринами, и остальным миром, где сосуществуют многие партии, группы и течения марксистского толка, – разрыву, породившему во многих отношениях новую ситуацию. Марксистские партии II Интернационала до 1914 года, даже стремясь к выработке ортодоксального толкования доктрины (с тем чтобы ее можно было противопоставить атакам как оправа, со стороны «ревизионистов», так и слева, со стороны анархо-синдикалистов), соглашались с плюрализмом интерпретаций, да, впрочем, и не в состоянии были воспрепятствовать ему, даже если бы захотели. Никто в Социал-демократической партии Германии не считал странным тот факт, что архиревизионист Эдуард Бернштейн в 1913 году издал переписку Маркса и Энгельса, хотя Ленин и обнаруживал следы «оппортунизма» в его редакторских суждениях. В 20-е годы социал-демократический и коммунистический марксизм сосуществовали даже несмотря на то, что после основания Института Маркса – Энгельса центральная роль в деле издания классиков все более переходила к коммунистам. Попутно можно заметить, что положение и по сей день остается таким: несмотря на предпринимающиеся с 60-х годов попытки издавать избранные сочинения классиков (например, попытки, предпринятые М. Рюбелем во Франции и Бенедиктом Каутским в Германии), основными изданиями, без которых немыслимы никакие другие (включая многочисленные переводы), продолжают оставаться издания, базирующиеся на первом и втором изданиях MEGA и собраниях сочинений, вышедших в Москве (а после 1945 года также в Восточном Берлине). После 1933 года большинство марксистов как внутри, так и вне СССР были практически привязаны к коммунистическим партиям, поскольку разного рода «раскольникам» и «еретикам» в коммунистическом движении не удавалось собрать сколько-нибудь многочисленные группы сторонников. В рядах же социал-демократических партий – даже, если абстрагироваться от почти полного уничтожения немецкой и австрийской партий в 1933 – 1934 годах – марксизм все больше отходил на задний план и верх брали позиции, откровенно враждебные ортодоксальному учению классиков (если только такая трансформация не произошла еще раньше). После 1945 года такие партии, за немногими исключениями, считали себя марксистскими разве что только в историческом смысле. Лишь ретроспективно и в свете марксистского плюрализма 60-х и 70-х годов получил признание плюралистский характер марксистской литературы в период между двумя войнами и систематически предпринимались попытки – особенно в Германии с середины 60-х годов – публиковать или переиздавать работы того периода.