«Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспримет в себя абстрактного гражданина государства и, в качестве индивидуального человека, в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым существом; лишь тогда, когда человек познает и организует свои „собственные силы“ как общественные силы и потому не станет больше отделять от себя общественную силу в виде политической силы, – лишь тогда свершится человеческая эмансипация» [МЭ: 1, 406].
В статье «К еврейскому вопросу» рассматривается проблема полной эмансипации человека, а уже в своей второй статье для «Ежегодника» Маркс указывает средства достижения этой цели. Статья должна была составить введение к его критике гегелевской философии права, готовившейся к публикации, и содержала ставшие афоризмом слова Маркса о религии:
«Основа иррелигиозной критики такова: человек создает религию, религия же не создает человека… Но человек – не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек – это мир человека, государство, общество. Это государство, это общество порождают религию, превратное мировоззрение, ибо сами они – превратный мир… Следовательно, борьба против религии есть косвенно борьба против того мира, духовной усладой которого является религия.
Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа» [МЭ: 1, 414 – 415].
Но, однажды уже разоблачив роль религии, философ должен был обратиться к политике, требовавшей именно участия людей подобного склада в этот период истории Германии, которая, согласно Марксу, еще не вступила в эпоху 1789 года. Единственной надеждой Германии была ее весьма прогрессивная политическая философия: немцы переживали мысленно то, что другие народы делали.
Критика этой философии, а затем ее преодоление создавали условия для определения, по крайней мере в теории, по какому пути пойдет развитие общества. И, несмотря на то что Маркс недвусмысленно заявлял: «Критика религии завершается учением, что человек – высшее существо для человека, завершается, следовательно, категорическим императивом, повелевающим ниспровергнуть все отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом…» [МЭ: 1, 422], – несмотря на это, вся трудность заключалась в том, очевидно, чтобы найти «пассивный элемент», «материальную основу» [См. МЭ: 1, 423], необходимую для революции. Ответ на вопрос содержится в следующем отрывке, часто используемом теми, кто видит в Марксе мессианскую пророческую фигуру; решение проблемы заключалось
«в образовании класса, скованного радикальными цепями, такого класса гражданского общества, который не есть класс гражданского общества; такого сословия, которое являет собой разложение всех сословий; такой сферы, которая имеет универсальный характер вследствие ее универсальных страданий и не притязает ни на какое особое право, ибо над ней тяготеет не особое бесправие, а бесправие вообще, которая уже не может ссылаться на историческое право, а только лишь на человеческое право, которая находится не в одностороннем противоречии с последствиями, вытекающими из немецкого государственного строя, а во всестороннем противоречии с его предпосылками, такой сферы, наконец, которая не может себя эмансипировать, не эмансипируя себя от всех других сфер общества и не эмансипируя, вместе с этим, все другие сферы общества, – одним словом, такой сферы, которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путем полного возрождения человека. Этот результат разложения общества, как особое сословие, есть пролетариат» [МЭ: 1, 427 – 428].
Таким образом, для Маркса вопрос о том, кто будет носителем революции, был ясен: на долю пролетариата выпала роль, которую Гегель ошибочно приписывал бюрократии. Кроме того, вырисовывалась идея о том, что Германия именно благодаря своей отсталости сможет возглавить европейское революционное движение. Эта идея периодически вновь появлялась в менее «ортодоксальных» вариантах марксизма.