Затем Маркс открывает новый раздел, посвященный «отчужденному труду», в котором занимается описанием всеобщего обнищания и дегуманизации рабочих в капиталистическом обществе. Отчужденный труд приобретает четыре аспекта. Во-первых, рабочий относится к продукту своего труда как к объекту постороннему, возникающему перед ним и ему противостоящему как некая независимая сила. Во-вторых, рабочий самоотчуждается в самом процессе производства: он не считает труд частью своей реальной жизни и «в своем труде не утверждает себя», «только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя». В-третьих, его «родовая жизнь», его социальная сущность от него отчуждается в процессе трудовой деятельности, которая не представляет для него гармоничной деятельности человека как «родового существа». В-четвертых, происходит процесс разобщения людей.
В пространной заметке о Джемсе Милле, относящейся примерно к тому же периоду (к сожалению, часто ее не включают в «Рукописи»), Маркс выступает с критикой кредита, который есть
«политэкономическое суждение относительно нравственности человека. В кредите вместо металла или бумаги посредником обмена стал сам человек, но не в качестве человека, а как бытие того или иного капитала и процентов» [МЭ: 42, 22].
В современном обществе, считает Маркс, производство растет с единственной целью обмена, и, следовательно, «ты не находишься ни в каком отношении к моему предмету, так как и я сам не имею к нему никакого человеческого отношения» [МЭ: 42, 34].
Отрывок в конце заметки представляет собой своего рода позитивный противовес положению об отчужденном труде и заслуживает того, чтобы привести его целиком:
«Предположим, что мы производили бы как люди. В таком случае каждый из нас в процессе своего производства двояким образом утверждал бы и самого себя и другого: 1) Я в моем производстве опредмечивал бы мою индивидуальность, ее своеобразие, и поэтому во время деятельности я наслаждался бы индивидуальным проявлением жизни, а в созерцании от произведенного предмета испытывал бы индивидуальную радость от сознания того, что моя личность выступает как предметная, чувственно созерцаемая и потому находящаяся вне всяких сомнений сила. 2) В твоем пользовании моим продуктом или твоем потреблении его я бы непосредственно испытывал сознание того, что моим трудом удовлетворена человеческая потребность, следовательно, опредмечена человеческая сущность, и что поэтому создан предмет, соответствующий потребности другого человеческого существа. 3) Я был бы для тебя посредником между тобою и родом и сознавался бы и воспринимался бы тобою как дополнение твоей собственной сущности, как неотъемлемая часть тебя самого, – и тем самым я сознавал бы самого себя утверждаемым в твоем мышлении и в твоей любви. 4) В моем индивидуальном проявлении жизни я непосредственно создавал бы твое жизненное проявление, и, следовательно, в моей индивидуальной деятельности я непосредственно утверждал бы и осуществлял бы мою истинную сущность, мою человеческую, мою общественную сущность» [МЭ: 42, 35 – 36].
Второй раздел «Рукописей» содержит предлагаемое Марксом решение проблемы отчуждения – коммунизм. Несмотря на то что в свою бытность в Германии Маркс отрицал коммунизм, определяя его как «догматическую абстракцию» [МЭ: 1, 379], когда он столкнулся с парижской действительностью, с ее социалистическими салонами и кружками, ему не потребовалось много времени для того, чтобы обратиться в новую веру. Однако коммунизм Маркса не был «грубым», исполненным «всеобщей зависти», отрицающим всякую культуру, которая нивелируется по нижнему уровню. Его идеи суммируются в следующем отрывке, почти мистического характера:
«Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть… подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом» [МЭ: 42, 116].