Когда он уходил, Сигмунд все еще лежал в кровати. Такой же бледный, но уже куда более сытый, съевший две яичницы с беконом, три тоста и выпивший две бутылки колы. Он объяснил, что хочет еще некоторое время полежать в кровати Монса, поскольку его сердце тяжело, как свинец.
— Единственное, на что я способен, — это лежать здесь и есть в утешение, — сказал он. — Боюсь, с сегодняшнего дня тебе придется заняться готовкой. Я, наверно, наберу тридцать-сорок килограммов, потому что собираюсь пичкать себя калориями, ну и пусть. Меня тяготит не вес тела, а груз жизни.
Сидя в автобусе, Маркус размышлял о своей жизни и о том, что с ней делать, когда он вырастет. Он не находил у себя никаких особенных способностей ни в одной области и полагал, что если он займется чем-нибудь, всегда найдется кто-то получше для того же самого. Тем не менее он надеялся, что однажды найдет свое место в жизни, даже если оно и будет больше подходить для других. Теперь он думал, что, может быть, уже что-то придумал. Он заметил, что Сигмунд, лежа в своей любовной тоске, оценил его внимание и заботу. Папа тоже давал понять, что радуется ежедневным визитам. «Ты добрый мальчик, Маркус, — говорил он. — Не знаю, что бы я без тебя делал». Слова эти согревали и вселяли в Маркуса гордость. Работник опеки! Может, стоит этим заняться. Многим людям нужна опека, и, вполне возможно, он чем-нибудь поможет. Может быть, ему даже удастся заработать. Например, организовать общество и назвать его «Забота без границ». Тогда он сможет ездить по всему миру и опекать людей. Лечение же он оставит врачам. Психическими проблемами пусть занимаются психологи. Он будет только всегда готов помочь работникам опеки, оказывая заботу тем людям, которые в ней нуждаются. Подставлять плечо, чтобы в него поплакали, две руки, способные пожарить яичницу с беконом на раз-два-три. В этом была его сила. Проблемы с языком не будут препятствием, потому что для работника опеки важнее слушать, а не говорить.
Он купил две упаковки конфет в киоске у станции и трусцой побежал к больнице.
— Привет, папа, — сказал он, входя к Монсу. — Я тебе принес сегодня шоколада.
Монс всплеснул руками:
— Две упаковки! Это слишком много!
— Одна — Сигмунду, — объяснил Маркус и отдал папе вторую. — Он тоже болен.
— А с ним-то что? — озабоченно спросил Монс, но маленький работник опеки его успокоил:
— Ничего опасного. Просто любовная тоска. Поэтому и ему я купил шоколада.
Он заметил, что в его голосе было что-то искусственное: «Я тебе принес сегодня шоколада. И ему я купил шоколада. Легко могу купить шоколад всем, кому требуется забота». Две упаковки шоколада — не бог весть что, но интонации заставляли эти фразы звучать совершенно необыкновенно. Очень по-фальшивому скромно. Похоже, Монс этого не заметил.
— Ах, Маркус, Маркус, — сказал он.
— Ах, папа, папа — повторил Маркус, не придумав ничего лучше.
— Надеюсь, ты себя не загонишь? Ты не должен перетруждаться.
— Нет, — ответил Маркус, которому отец на секунду напомнил Сигмунда. — Ты все еще хронически уставший?
— Да. Но они меня лечат. А ты как?
— Хорошо, — сказал Маркус.
— Ты уверен, что все в порядке?
— Да, а почему что-то должно быть не в порядке?
— Потому что в твоем возрасте так обычно и бывает. Если все в порядке, значит, что-то не в порядке.
Лицо Монса было по-больничному бледным, но, когда он улыбнулся, на каждой щеке выступило по розовому пятнышку. «Только бы они не исчезали, — подумал Маркус. — Пусть они будут все время».
— Все в порядке, потому что я больше не могу влюбляться, — сказал он вслух и заметил, как исчезают розовые пятнышки. — А когда я влюбляюсь, то все совершенно становится не в порядке, поэтому сейчас мне, вообще-то, очень хорошо.
Монс почесал затылок:
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Только — что я не могу больше влюбляться, — повторил Маркус и вздохнул — с легким всхлипом.
— Ты уверен?
— Да.
— Извини, — сказал Монс. — Я не знаю, как это бывает.
— Не знаешь. Ты же влюблен в маму.
— Да.
— А она умерла.
— Да, — сказал Монс. — Не грусти, Маркус. Ты снова влюбишься в один прекрасный день.
— Папа, — тихо начал Маркус, стирая с глаза что-то мокрое, — мы больше не будем обо мне.
Монс кивнул:
— Как хочешь.
— Я никогда больше не влюблюсь… — простонал Маркус.
На кровати рядом с Монсом лежал старик по имени Бёрре Станг Люнд. Когда Маркус спросил, что с ним, Монс ответил, что ничего опасного, обычная болячка старых мужчин. Маркус подумал, это хорошо, потому что, если бы у Бёрре Станг Люнда была опасная болезнь, Монсу это было бы неприятно, хотя, конечно, самому Бёрре Станг Люнду было бы еще неприятнее. Когда Маркус пришел, сосед спал, но на крик Маркуса он проснулся и сказал громким высоким голосом: