С этим Маркус был согласен. Но именно в эту секунду он думал не о покраснении. Он думал о любви.
Он не влюблялся уже больше двух месяцев. Что-то явно было не в порядке. Обычно Маркус влюблялся с ходу и постоянно. По меньшей мере три-четыре раза в неделю, а сейчас он чувствовал какое-то опустошение.
Он пытался думать обо всех красивых девчонках, существующих на белом свете и в его школе, но казалось, ему уже все равно. Девчонки могут быть сколь угодно красивыми. Они могут ходить и красоваться перед ним хоть весь день, если им так этого хочется. Маркус Симонсен не встанет у них на пути. Он влюблялся так часто, что это стало привычкой. Утомительной привычкой. Ему просто-напросто надоело. Он перестал интересоваться женщинами в четырнадцать лет? Явно ненормально, но факт оставался фактом.
Он никогда не найдет ту самую. Не потому, что ее не существует. Наверняка найдется сто миллионов девушек, которые ему подойдут, если бы только у него была способность хоть что-то чувствовать, но ее не было. И теперь он делился проблемой со своим лучшим другом.
— Понимаю, — дружелюбно откликнулся Сигмунд, — ты потерял способность любить.
— Да, я выгорел.
Сигмунд кивнул:
— Как старик в молодом теле?
— Именно! Как ты думаешь почему?
— А сам ты как думаешь? — спросил Сигмунд, заложил руки за голову и с удовольствием откинулся на стуле.
— Я думаю, я ее всю уже истратил.
— Кого «ее»?
— Свою способность любить! За последний год я влюблялся раз сто или больше. По-моему, мое сердце просто уже больше не может. Наверно, для него слишком утомительно так сильно биться все время.
Сигмунд покачал головой:
— Не сердце, Маркус, управляет любовью. А мозг.
— Да хоть селезенка, — сказал рассеянно Маркус.
— Селезенка?
— Неважно что. В любом случае все кончено.
Маркус чувствовал, что голос становится гуще, будто рот полон постепенно поднимающегося теста. Он с сомнением посмотрел на Сигмунда, но, похоже, тот не собирался помогать. Казалось, друг не особенно заинтересован. Он слушал и кивал, как обычно, но в то же время будто бы думал о чем-то другом. И пока Маркус говорил, Сигмунд странно улыбался, словно где-то внутри ему было безумно весело.
— Ну да, смейся-смейся, — пробормотал Маркус. Теперь тесто во рту превратилось в кашу. — Смейся, если тебе так весело оттого, что я потерял смысл жизни.
— Я не смеюсь, — ответил Сигмунд, — я радуюсь.
— Радуешься! Чему же?
— Всему понемногу. В том числе возможности вернуть ее тебе.
— Кого?
— Да твою способность любить!
— Думаешь, ее можно вернуть?
Сигмунд кивнул и на секунду стал совершенно серьезен.
— Я почти в этом уверен. Вообще-то, мне кажется, что ты страдаешь от симптома хронической любовной опустошенности.
Маркус вздрогнул:
— И насколько это хронически?
— Время покажет.
Сигмунд посмотрел на часы. Потом быстро встал:
— Ну вот, пора переместиться на кухню и приготовить обед. Я сочинил невероятно увлекательное меню. Кроме того, у меня для тебя небольшой сюрприз.
Он подмигнул Маркусу, который попытался подмигнуть в ответ, но веки не поддавались. Он начал опасаться сюрпризов от Сигмунда. Как правило, это были экзотические блюда, им самим изобретенные.
Сигмунд фактически не только заменил ему отца, но и стал его поваром. Приготовление пищи стало его новым хобби, и он предложил Монсу профинансировать значительный продуктовый бюджет на то время, что Монс проведет в больнице.
— Восхитительное жаркое из ягненка в соусе кантарелли, возможно, на несколько минут отвлечет вашего сына от острой тоски по папе. Вы со мной согласны, господин Симонсен?
Монс, мучимый угрызениями совести оттого, что лежит в больнице по какому-то почти наверняка неопасному поводу, раскошелился на то, чтобы у мальчиков каждый день был настоящий обед гурманов.
Маркуса, в сущности, еда не очень-то и занимала. Как правило, в школу он брал яблоко и пару бутербродов — один с сыром и один с печеночным паштетом. Этого было достаточно, такая еда казалась намного вкуснее, чем маленькие бутербродики с лососем, яйцом и петрушкой или гусиным паштетом и апельсиновой цедрой, которые клал ему с собой Сигмунд. Маркус отдавал канапе Эллен Кристине или Муне. Тайком, чтобы не обидеть усердного повара. В результате к обеду он все время был очень голодным и проглатывал всю еду, приготовленную Сигмундом и поставленную на стол им самим. Потому что дома у Маркуса и Сигмунда было четкое распределение обязанностей: Сигмунд готовил, Маркус делал все остальное.