Дочитав, Маркус отдал текст Сигмунду, перетаптывающемуся с ноги на ногу за его спиной.
— Ну и как?
— Да, да…
— Когда она сказала, что у нее никого нет, это меня вдохновило.
— Понимаю.
— Она смотрела на тебя, но сказала это мне. Понимаешь?
— Нет, — сказал Маркус.
Сигмунд не расслышал.
— Так тебе понравился текст?
— Конечно. Очень понравился.
— Мне самому больше всего нравится последняя строчка: «Так что просто скажи мне, а то я уйду». Прекрасная строка, да?
— Да, она вполне…
— Потому что тогда она поймет, что надо поторопиться, если она хочет быть со мной.
— Потому что ты уйдешь?
— Нет, потому что я не уверен, что любовь может ждать. Понимаешь?
— Да, — кивнул Маркус. — Я понимаю, о чем ты.
— «Так что просто скажи мне, а то я уйду», это очень хорошо сказано, честно признаюсь, — сказал Сигмунд. — Ты согласен?
— Да, — ответил Маркус.
Он не видел причин ответить как-то иначе. Если он скажет, что думает на самом деле, Сигмунд очень огорчится. Может быть, он даже немного разуверится в себе, вовсе перестанет писать тексты и предоставит это барабанщику. В этом Маркус не был заинтересован.
— По-моему, тоже, хорошо сказано, — согласился он. — Не понимаю, как это у тебя получилось.
Последнее он мог, наверно, не говорить, но сказанного не воротишь, и Сигмунд принял похвалу за правду.
— И я не понимаю, — сказал он задумчиво. — Я просто расслабился и дал чувствам как-то перевернуться. Понимаешь?
— Конечно, — сказал Маркус.
В этот момент из спальни вышел Монс. В серых брюках с подтяжками, белой рубашке и маленькой вязаной шапочке на голове.
— Привет, парни, — сказал он. — Собираетесь репетировать?
— Да, — ответил Сигмунд и указал на кресло. — VIP-место забронировано. Мы ждем только остальную публику.
Когда пришли Эллен Кристина и Муна и сели, как обычно, на диван, Маркус забрался за ударную установку. Сигмунд вышел на середину комнаты, немного покачал задом и начал:
— У тебя нет никого, но он появится вдруг…
Его голос был высоким и чистым, может быть, даже слишком чистым, подумал Маркус, четко, но без особого вдохновения отбивая ритм на самом маленьком барабане.
— Я ведь тоже один, и мне тоскливо, мой друг, — продолжал довольный собой Сигмунд, глядя на публику.
— Здорово! — крикнула Муна и помахала ему.
— Хорошо, — сказала Эллен Кристина.
— Да, я чувствую то же, что ты — я люблю, — объявил Сигмунд. Казалось, он был в очень хорошем настроении.
— Ура! — крикнул Монс.
— Так что просто скажи мне, а то я уйду, — закончил Сигмунд торжествующе, но немного слишком пронзительно.
— Yo, — добавил Маркус и сыграл осторожное короткое соло.
Пару секунд было тихо.
— А что дальше? — спросил Монс.
— Это все, — сказал Сигмунд и поклонился.
Публика хлопала изо всех сил, а Маркус барабанил в такт аплодисментам, чтобы они длились дольше.
Сигмунд вытер пот со лба.
— Ну, — сказал он. — И как вам?
— По-моему, немного… — начала Эллен Кристина.
— Не совсем… — попыталась сказать Муна.
— Я сам написал, — похвастался Сигмунд.
— Мы поняли, — сказала Муна.
— Разве не слишком коротко? — спросил Монс.
— Нет, — ответил Сигмунд. — В самый раз.
— Ага, — сказал Монс.
— Что-то было не совсем… — опять начала Эллен Кристина.
— «Не совсем» что? — поинтересовался Сигмунд.
— Может быть, немного слабовато, — сказал Монс.
Сигмунд подошел к креслу:
— Что?
— Немного слабовато, — повторил Монс. — Совсем чуть-чуть.
Сигмунд задумчиво на него посмотрел:
— Да, конечно, вам виднее, вы же сами играли когда-то в группе.
— Да, да, но это было уже очень давно, — сказал Монс, слегка рассмеявшись.
— Ну, не так уж очень давно, — возразила Эллен Кристина.
Обе девочки встали, подошли к Монсу и Сигмунду. Маркус по-прежнему сидел за ударными.
— Как, еще раз, называлась ваша группа? — спросила Муна.
— «The Protestants», — ответил Монс.
— И что это была за группа? — спросила Эллен Кристина.
— Это была группа протеста, но мы играли больше для забавы.
— Не скромничайте, Монс, — сказал Сигмунд. — Ведь речь шла о жизни и смерти, как у нас.
— Да, — поддержала его Эллен Кристина. — Вы наверняка здорово играли.