Непринужденный дух бесед
Скакал с предмета на предмет, Петляя, как тропа в холмах…
И если иногда, бывало,
Беседа наша иссякала,
То не старались мы с тобой
Увлечься темою другой —
Довольны были и молчаньем.
Ты занимался рисованьем,
И были под карандашом легки
На старом дубе свежие ростки.
Я тоже занимался делом:
Писал, легендой увлечен,
О рыцаре, который Белым
Был поЧему-то наречен.
У наших ног лежали псы —
Следил ревниво пес за псом.
Настороженные носы —
Они соперники во всем!
Пел жаворонок в вышине,
Ручей бежал по тишине,
И жимолости белый вал
Росистым духом омывал.
Нет, даже Ариэль, и тот
Едва ль счастливее живет!
А сколько зимних вечеров
Мы провели у камельков!
И ветры, как сейчас, зимой,
Все так же выли за стеной.
Камин привычно догорал,
Десяток ламп со стен сверкал, А помнишь пенье наших дам?
И как смешон казался нам
Тот, кто искрящийся бокал
На центр стола отодвигал!
Тогда еще был с нами тот,
Кто у девонских скал живет…
А кто смеялся веселей?
Ты? Я? А может, добрый Рей?
Иль тот, чье имя я б не смог
Вновь повторить?
Да, видит Бог —
Не к месту…
Так от всей души, Свист ветра смехом заглушив,
Мы радовались… Но порой
Вплеталась в разговор живой
Вполне серьезной темы нить:
Как лучше лошадь осадить,
Как за копытами следить…
Конь да оружие… — и вот
Весь длинный перечень забот!
Заботы были за стеной,
А в доме — радость и покой.
Теперь давно не та пора:
Охота, скачки да игра
Давно ушли на задний план…
Пора дописывать роман,
И все же эти вечера
Мне б так хотелось повторить…
И эта мысль, что, может быть, Мы соберемся здесь опять,
Не перестала вдохновлять
Меня и дерзостно зовет
В воображаемый поход,
И я готов скакать бессонно
На Север в свите Мармиона.
ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ЛАГЕРЬ
1
Заслышав жаворонка пенье,
Поднялся паж в одно мгновенье.
Едва петух пропеть успел —
Рог Мармиона загремел.
Его веселый, громкий звук
Расшевелил стрелков и слуг:
Спешат седлать коней своих,
Стук, посвист, звон и смех…
Но оказалось — все у них
Неладно, как на грех:
Один найти не может лат,
А у другого щит помят,
И кто-то, выскочив во двор,
Кричит: «Копье шотландец спёр!
Мощами Бекета клянусь,
Что до него я доберусь!»
А Блонт, второй паж Мармиона, Божился, что с коня попону
Снимали. Вот и грязь, и пот!
Уж он виновного найдет!
Сквайр, словно буря, бушевал.
Вдруг старый Хьюберт закричал: «Блонт, помоги! Друзья, сюда!
Сдыхает Бевис, вот беда!
Кто лорду сообщит о том,
Что сделалось с его конем?»
И верно: лошадь на полу,
Сдыхая, корчилась в углу.
Блонт проворчал: «Чего мы ждем?
Ведь поп у нас проводником
Уж, право, лучше б дьявол сам
Указывал дорогу нам!»
2
И лишь Фитц-Юстас мог один
Хоть что-нибудь понять.
Он знал, как мрачен господин, И, всем велев молчать,
Сам к лорду подошел тотчас,
И прозвучал его рассказ
Так просто, словно вовсе он
В событья не был посвящен.
Лорд холодно внимал ему,
Не удивляясь ничему,
Всё выслушал… И приказал
Дать к отправлению сигнал.
3
А Блонт хозяина позвал,
Считал монеты и ворчал:
«Нет, право же — ночлег проклятый
Не стоит этой щедрой платы!
Смотри-ка, что с моим конем,
Не черти ль ездили на нем?
И взмылен, и помят!
Английский крест и блеск мечей
В два счета выгнали б чертей
Из колдовской страны твоей
Обратно в серный ад!
Не дом, а дьявольский притон: Всю ночь какой-то топот, звон…»
Шотландец улыбнулся: «Можно
Чертей прогнать — оно не сложно, Но, добрый господин, когда
С мечом ты явишься сюда —
Запомни, что мечи длинны
У воинов моей страны,
Не промахнется ни один,
Умрешь без боли, господин!»
Но в этот миг трубы сигнал
Слова хозяина прервал.
Как накануне, пилигрим
Встал впереди. Отряд за ним.
4
Их путь широкой шел тропой,
Поросшей ровною травой,
Среди полян, лощин, холмов,
Сквозь сердце Салтонских лесов.
Под сводом сомкнутых ветвей
Стал глуше мерный шаг коней.
«Что за тропа! Вот на такой, —Сказал Фитц-Юстас молодой, —
Обычно странствующий рыцарь
Встречает беглую девицу.
Испуганный и робкий взгляд,
По ветру волосы летят.
Ну, как, скажите, в честь её
С врагом не преломить копьё?
И часто на таких полянах,
Как пишут иногда в романах,
В тиши вознаградит она