Дрожат: ведь Дуглас — это тот, Кто с фаворитами покончил,
Кого не зря прозвал народ
«Надень-На-Кошку-Колокольчик».
Монарху вызов бросив, он
Без жалости покинул склон
Прекрасной Лидисской долины,
Где башни рвутся в высоту,
Где берег Босвелла в цвету,
Чтоб снова укрепить старинный
И неприступный Танталлон.
Он больше латы не носил,
Был стар, но все же полон сил, И с жаром юных дней
Противустать он был готов
И гордости временщиков,
И гневу королей.
15
Был Ангус худ, ширококост,
Смотрел сурово и серьезно.
Он схож был с башней, прежде грозной —Всех поражал гигантский рост.
И с белизной седых кудрей
Был в споре черный цвет бровей.
Граф твердо верил, что война
Пока Шотландии вредна:
Сегодня утром на совет
Пришел он для того,
Чтобы разгневать твердым «нет»
Монарха своего.
И вот Иаков Мармиона
Подвел к владельцу Танталлона
И, оглядев замолкший зал,
Посланцу Генриха сказал:
«Лорд Мармион! Вам письма эти
Велят на Севере пробыть,
Пока на мир надежда светит,
И вас уехать попросить,
Пока герольд мой не вернется, Я не могу, но в Танталлон
Поехать вам, лорд Мармион,
С отважным Дугласом придется.
А кстати: волею судьбы
Не схож он с теми, чьи гербы
С его донжона смотрят вниз,
Хотя старинный их девиз
Он носит на мече своем
Но больше спорит с королем,
Чем служит родине мечом!
Да, граф, сегодня мне вручен
Военный приз: я в Танталлон
Овечек божьих к вам направил, Мне на галере их доставил
Патрульный мой морской отряд.
Вы в Линдисфарн их, лорд, свезите…
Ну, а пока пускай творят
Молитвы… хоть о фаворите
Повешенном — им там дней пять
Кочрейна можно отпевать!..» —Сказал — и над его лицом
Прошла, как туча ясным днем,
Смесь гнева со стыдом…
Ответить был не в силах граф.
Он отвернулся, задрожав;
Король не мог перенести
Слез старика. «Ну, граф, прости, —Сказал король и взял
Под локоть старца. — Видит Бог, Я о тебе сказать бы мог,
Как Роберт Брюс сказал
О Дугласах: „Обшарь весь свет —Нигде таких вассалов нет!”
Такого смелого в речах,
Такого храброго в боях
Король еще не знал!
Прости мне, Дуглас верный мой, И вот тебе моя рука…»
А по щекам у старика
Слеза катилась за слезой.
Момент используя такой,
Шепнул монарху мудрый лорд:
«Коль плачет тот, кто вечно тверд, —Так лучше не спешить с войной.
Ребенок плачет просто так,
Причина женских слез — пустяк, Предастся юноша слезам
От шалостей прекрасных дам,
Но слезы воина всегда
Есть знак, что ждет страну беда!
Подумай сам, что это значит,
Когда могучий Дуглас плачет!»
17
Король был очень недоволен,
Что вдруг его монаршей воле
Перечат. «Что ж, — промолвил он, —И смеху, и слезам свой час.
Рассвет в пути застанет нас…
А если в замке Танталлон
Задержится лорд Мармион, —
Пока домой вернется он,
Мы сами будем у него».
Лорд, этой колкостью задетый, Ответил так на хвастовство:
«Мой скромный дом о чести этой
Едва ли мог бы и мечтать,
Но будут вам в пути мешать:
Стрелками Ноттингем богат,
Да и Йоркшир вам будет рад,
И нортумбрийцы угостят,
У Дерби тропы нелегки,
На Озе броды глубоки,
И много связок стрел уйдет,
И много рыцарей падет…
Ведь если здравый смысл презрев
И предпочтя рассудку гнев,
Король границу перейдет —
Зачем?..» Но тут король воззвал: «Милорды! Продолжаем бал!»
Он плащ легко с плеча спустил
И леди Хэрон пригласил.
И грянул менестрель куплеты:
«За Твидом синие береты».
18
Оставим этот шумный бал.
Ведь я еще не рассказал
О злоключеньях дев святых.
В заливе захватили их
Шотландцы, и теперь они
С молитвой проводили дни
В Дун Эдине, но вот
Приказ монарха сообщен
Монахиням: лорд Мармион
Их в Англию везет!
Мать-аббатисса причитала,
Молитвы всем святым читала —
О Констанс думала она…
Дорога с лордом ей страшна.
А чувства Клары каковы?
Читатель, посудите вы.
Меч, что в защиту дан ей был, —Сей меч де Вильтона убил!
Ей больший страх внушает тот, Кто в монастырь ее свезет,
Чем эдинбургский плен!
Но кто бы слушать стал сейчас
Монашки-пленницы рассказ
В тревожный день, в тревожный час
Военных перемен?
Как быть с проводником опасным?
Не избежать его несчастным!
19
Им предоставлен королем
Соседний с Мармионом дом.
Мать-аббатисса у окна
Вдруг увидала пилигрима,
Что проходил случайно мимо.
И, подозвав его, она
Записку пишет, что должна
Ему секрет она открыть,
Касающийся дел церковных,
А также неких душ греховных,
Что надо им поговорить.
Для встречи должен будет он,
Лишь спустится ночная тьма,
Из дома выйти на балкон,
Соединяющий дома.
20
Балкон окутан темнотой.
Там аббатисса и Святой.
За тучи спряталась луна,
На город пала тишина.
Внизу, на улице, где днем
Не умолкал военный гром,
Сейчас был слышен каждый звук: Звенел сверчок, кружился жук…
И хлопанье совиных крыл
Неслось оттуда, где Собор
Вздымал свой острогранный шпиль, А дальше в небо уходил
Тянувшийся до самых гор
Готических фронтонов лес…
Вот лунный луч, сверкнув, исчез
За выступами крыш,
Скользнув по стеклам витража —И снова тьма и тишь.
Лишь где-то факелы, дрожа,
Чадили, освещая путь,
По улицам кому-нибудь
Из тех вельмож, кто покидал
Последний королевский бал.
Мать-аббатисса неслучайно
И час избрала помрачней,
И место для раскрытья тайны
(И менестрель согласен с ней!).
21
Святой отец! Блажен, кто мог
Шаги благословенных ног
Своих направить в те места,
Где гроб Спасителя Христа!
О пилигрим! Молясь Ему,
Внимай рассказу моему!
Де Вильтон в Клару был влюблен, Но знают все, что Мармион
И сам хотел взять в жены Клару —Из рода Глостеров она.
(Я в том же доме рождена!)
И в ревности, вскипевшей яро, Сказал однажды Мармион
(Он был безумно озлоблен),
Что Вильтон — тайный ренегат, Что был Мартину Шверту рад
И с ним вступил в союз
В те дни, когда сей генерал
На нас с бургундцами напал…
Но видно, Вильтон трус,
Лишь потому он, видит Бог,
Врагам в сраженье не помог!
Перчатку бросил Мармион —
Испытанный прием!
В измене Вильтон обвинен,
И перед королем
Он откровенно рассказал,
Что Шверта в Гульдресе знавал, Но он ни в чем не виноват —Пусть это письма подтвердят!
И он за письмами послал.
Ему пакет привез вассал —
Послания, что там лежат,
Яснее ясного твердят,
Что Ральф де Вильтон виноват!
И удивлен, и разъярен,
Прибегнул к поединку он
(Пути Господни знать не нам!), Но победил проклятый лорд:
Быть может, Вильтон дрогнул сам, А может — в вере был нетверд?
Иначе, где ж она тогда,
Всеблагость Божьего суда?
22
А паж, тот, что пакет привез, Увидел, что беда — всерьез,
И сам признался в том,
Что по пути из замка он
Был юной девой обольщен,
И погружен в глубокий сон
Неведомым вином…
Он даже клятвы в том принес —Никто не принял их всерьез.
Лишь Клара верила одна.
Чем Мармиону стать женой,
Конечно, предпочла она