— Чё, этих-то обшманаем или ну его нах?
— Да надо ба… Хуй знает, может чё хорошее есть.
— Бля, мараться неохота…
— Тогда поехали нах. А то дождик чё-то сильней пошел.
— Не, надо. Вдруг чё. — Фотей решительно шагнул к машине. — Э, Димон, хули встал. Давай, подсобни. Вытащим их.
Разложив трупы на мокрой дороге, они присели возле на корточках, брезгливо ковыряясь огромными ножами в окровавленной одежде. Ахмета почему-то аж передернуло. Бля, как эти, как их, в Африке, трупоеды-то. О, грифы, точно. У, сука, ёбнуть бы щас по вам, козлы. Из чего-нибудь посурьезней моей пукалки. Интересно, сколько вас таких ещё в фазанке засело.
— Фотей, куда ты деревянные? Хули ты на них покупать собрался? Баксы оставь, а эти-то выкинь нах. А заебись буратин попался, баксов штук пять-то будет!
— Валить он по ходу собрался куда-то. Вишь, все манатки прихватил. Интересно, а этот камушек фуфловый или стоит чевоньть? Бля, не сымается…
— А нож тебе на хуя? Хы, тормоз… О, курево! Заебись!
— Сам ты тормоз. Ладно, вроде всё. Чё, поехали? Тачку-то оставим или чё с ней делать?
— А хули с ней делать. Пусть стоит, проезд не загораживает. Хотя это, поджечь можно.
— Нахуя?
— Да хуй знает. Просто.
— Точно. Не хуй тут стоять, вон запрещающий знак висит. Товарищ водитель, вы нарушили. Ща мы вас за это накажем. А как поджечь-то?
— Да тряпку возьми, кинь. Там под тазом бензину лужа целая.
Димон присел возле трупов, брезгливо потыкал пальцем в одежду.
— Бля, на этих промокло всё уже. О, у меня в машине есть!
— Камень в неё заверни, а то не долетит.
— Точно. Фатей, а бля можешь соображать, когда хочешь! Ладно, давайте садитесь, отъедьте, щас ёбнет.
Пыхнуло, растекшаяся лужа занялась бледным пламенем. Ахмет спрятался за плиту памятника, сжавшись в ожидании взрыва. В машине еле слышно завизжал раненый ребенок, но тут же все звуки перекрыл неожиданно басовитый и раскатистый взрыв, сменившийся нарастающим, жадным треском пламени. Сверху посыпалась всякая мелочь, вдали грохнулось что-то побольше, с мерзким жестяным скрежетом устраиваясь между оградками… Чё-то от кузова. Во как. Сроду не думал, что машины так взрываются. Бедный пацан. Или кто он там был. Ребёнок короче. Не. Ребёнков так нельзя. Попал ты, пидор. Вот так.Ахмет взбесился до ледяного спокойствия. Отметил про себя: тоже новое состояние. Такого тоже ещё не было. Интересно, успею я съебаться? Похуй. Посмотрим…Какими-то чужими, плавными как во сне движениями собрал и зарядил ружьё… Это чё ещё со мной? Как на автопилоте прямо. Ружьё удобно легло на мокрый памятник, вон он, падла. Пиздует себе спокойно. Сжег пацана живого и пиздует. Хуй ты угадал, пидор.Дождавшись, когда гаишник окажется на одной линии с корешками, сидящими в «крузаке», Ахмет саданул из верхнего. Предпоследний. Жаль, далековато.Однако все стекла по левому борту в крузаке вынесло, а гаишник рухнул как подкошенный. Ахмет удивленно сощурился — неужто опять повезло, расстояние было весьма приличным. Но нет, отморозок практически сразу вскочил, и, припадая на левую ногу, довольно шустро влез в тут же рванувший с места джип. Ахмет откуда-то знал, что после своего вполне идиотского выстрела ему не придётся с одним патроном отбиваться от трех этих гопников, потому не сильно удивился такой реакции. Смотри-ка, «предчувствия его не обманули». А теперь — ноги, товарищ Ахметзянов. Только ещё…Ахмет поднял голову и неожиданно для себя громко сказал в низкое серое небо:
— Эй! Как Тебя там! Извини за грубое обращение, конечно. Я чё хотел сказать. С Тобой можно иметь дело! Ты мужик. Ну, в том смысле… короче, Ты понимаешь.
…Вторые сутки на ногах. Интересное какое состояние, надо же. С одной стороны, чувствуется всё во сто раз резче. Ренген, [210]ёпть, — отстранённо, словно не о себе, думал Ахметзянов, бредущий по промзоне в направлении места встречи, УАТа. — Зато с другой — косяк. Боеспособность скорее отрицательная, бери за ухо, ставь к стене, и, не торопясь, забивай пустой сиськой из-под пива. Не, больше так низзя-я.