Артуро ценил власть больше жизни своего сына, а значит, ни одну жизнь ни ставил ни во что.
Витторио считался не только одним из самых привлекательных холостяков Нью-Йорка ‒ он вращался в самых влиятельных социальных кругах, ‒ но и умным сукиным сыном, поэтому его иногда называли беспринципным принцем Нью-Йорка. По некоторым данным, он угрожал Артуро своим влиянием, поэтому тот и пришил его. Однако в этой истории было нечто большее, и я понимал, что причина крылась в неповиновении Витторио.
Незадолго до того, как я откинулся, мне стало известно о войне, идущей на воле. Скарпоне не знали, кто их подсиживает, что приводило к раздорам между семьями. Даже Фаусти были втянуты в это дело, а они редко вмешивались, если только на улицах не начинался хаос. В основном, они держались в стороне, но если ситуация начинала выходить из-под контроля, они непременно вмешивались и вносили коррективы так, как считали нужным.
Фаусти правили этим королевством. Когда безжалостные люди совершали зло, и никто другой не мог заставить их заплатить за содеянное, то в дело вступали Фаусти. Даже у самых высокопоставленных людей найдутся те, кто стоят выше них.
Взять хотя бы королей ночного города Фаусти. Они были высшими животными в пищевой цепи.
Но вернемся к делу.
Прошло всего пару месяцев с момента выхода тигра, то есть меня, на волю. Мне приходилось выжидать и вести большую часть игры за кулисами. Все люди моего отца либо присягнули Кормику Грейди, либо уехали из Адской кухни, надеясь почтить память моего старика, сделав то, что он задумал.
Позаботиться о том, чтобы всем в этом районе жилось лучше.
У меня не было брата, на которого я мог бы положиться, поэтому я обратился к своему кузену Рафферти (Раффу) О'Коннору, чтобы он стал моей правой рукой. Он не был моим кузеном по крови. Мой старик женился на сестре своего отца, Молли, после того как мы переехали в Америку из Ирландии, когда мне было десять лет.
Мы с Раффом начали общаться с некоторыми из наших старых союзников, восстановили дружбу и дали понять, что я собираюсь вернуть то, что принадлежало Ронану «Марай» Келли, а теперь по праву принадлежит его единственному наследнику, готовому принять свое наследство.
Мне.
Все шло своим чередом, пока машина Кормика Грейди не разлетелась на куски. Целую ногу нашли на улице у кабинета его врача. Даже люди короля вместе взятые не смогли собрать тело старика Кормика воедино. Я был к этому не причастен, хотя мне чертовски хотелось, чтобы был. Я не так далеко продвинулся в военной стратегии — они знали, что я вышел из тюряги, и скоро все станет только интереснее.
Сын Кормика, Ли, предположил, что я был замешан. Черт возьми, я бы и сам выдвинул гипотезу, что это было моих рук дело, учитывая то, как все произошло. Мой отец был известен тем, что прибегал к взрывчатке, когда хотел передать сообщение ‒ он хорошо меня обучил.
Ли хотел добраться до меня, особенно после того, как я вернул себе свои улицы после смерти Кормика. Скарпоне тоже жаждали крови, ведь я убил одного из их людей.
Но главное, к чему все это все сводилось, это деньги. Я был полон решимости вести войну с наркотиками. Хотел, чтобы они исчезли с моих гребаных улиц. Бизнес процветал. Дети играли бы без забот. Жители этого района чувствовали бы себя в безопасности.
Грейди были одной из самых жестоких семей, когда-либо управлявших Адской кухней. Из-за этого ко мне толпами шли люди, готовые начать дело, которое мой старик так и не успел закончить.
Я занял место своего отца, главы ирландской семьи, и для этого мне ни пришлось пролить ни капли собственной крови. И все же. Я чуял, что она вот-вот прольется.
Адская кухня только-только разогревалась после слишком долгого пребывания в холоде.
• • •
Вторая война: Скотт Стоун не выходил у меня из головы.
Вообще, у меня никогда не было проблем с законом. Это была одна из тех вещей, которые просто работают в жизни. Если бы не было тех, кто нарушает закон, тот был бы не нужен. Такие люди, как я, давали служителям закона цель.
Цель Скотта Стоуна заключалась в том, чтобы поймать меня.
Это было прекрасно, но проблема возникла, когда он решил сделать свою охоту на меня личной. Стоуны были известны тем, что выбирали цель и преследовали ее до тех пор, пока она не падала, не в силах подняться.
Вечером, когда Скотт возвращался домой, а значок и пистолет оказывались на его прикроватной тумбочке, я знал, что он все еще думает обо мне. Точно так же, как его дядя в Луизиане все еще думал о Луке Фаусти, человеке, который стал его самым страшным кошмаром.