Я никогда не убивал никого из его близких, но моя кровь по ночам окрашивала его душу. По какой, блядь, причине? Может быть, потому что его отец никогда не мог поймать моего старика? Не то чтобы он этого хотел. А в остальном, кто, блядь, знает, почему один человек становится личным дьяволом для другого?
Да, мне следовало давно изучить Стоунов, но я так и не понял, каким мудаком был Скотт, пока он не начал преследовать меня незадолго до того, как моего старика убили прямо у него на глазах. Он уловил мой запах еще тогда, и он не готов был выкинуть мысли обо мне из своей головы.
Так что это переросло в нечто личное. Он не хотел, чтобы я сидел в тюряге десять лет. Он хотел, чтобы я сидел там до конца своей жизни.
А что касается меня?
Он задолжал мне сердце, жизнь, и я охотился бы до тех пор, пока никто в его жизни не чувствовал себя в безопасности. Я брал бы и крал, пока та, которая, как я знал, будет стоить ему дороже всего, не стала бы моей. И когда он увидит меня с ней, я встречу его с тем же взглядом на лице, с которым он встретил смерть моего старика.
• • •
Две внушительные войны привели меня к третьей войне: Кили Ши Райан.
Увидев ее на кладбище и несколько раз после этого, хотя она меня не видела, я не сомневался, что из всех войн, с которыми мне придется столкнуться, Кили Райан станет для меня самой кровавой.
Назовите это чертовым предчувствием, но она была сильной девушкой с острым языком и, похоже, не знала значения слова «отступить». Несмотря на то, что я был выше ее и намного шире, она все равно сказала мне, что хочет ударить меня по лицу. Если бы у нее был этот ее лук и стрелы? Я понимал, что она способна взгреть меня, оставив на моем теле отметины. Похоже, у нее не было фильтра, и она не умела держать в узде свой характер.
В течение нескольких месяцев после встречи с ней на кладбище я следил за ней и Стоуном, чтобы убедиться, что их отношения развиваются в правильном направлении. Он околдовывал ее, и если она и велась на его уловки, то я бы позволил Стоуну называть меня ублюдком ради удовольствия. Она убедила себя, что влюбилась в него. Она даже согласилась поехать с ним в Луизиану после Нового года для знакомства с членами его семьи.
Кили рассказала своим родным какую-то ерунду о том, что едет на гастроли по приглашению магазина, торгующего луками, где она работала, чтобы не говорить им о том, что собирается встретиться с семьей Стоуна ‒ чертовой кучкой полицейских, за исключением одного двоюродного брата, который был пожарным. Между собой они называли его чудаком. (Ха-ха-ха ‒ так чертовски банально.)
После того, как поездка состоялась, а вспыльчивая Кили не предложила Стоуну познакомиться с ее семьей, они поссорились. Она бросила ему какую-то ерундовую отговорку о том, что ей нужно время. Его терпение подходило к концу, и я понял, что скоро он возьмет дело в свои руки и «случайно» столкнется с одним из двух ее братьев, живших в Нью-Йорке. Двое других жили с ее родителями в Шотландии.
Скотту не нравилось, когда он не получал того, что хотел, когда чего-то сильно желал.
В этом мы были с ним похожи. Может быть, поэтому он меня и ненавидел. Мы были слишком похожи, но находились по разные стороны закона. Герои иногда переступали черту, отделявшую их от злодеев, чтобы поступить правильно, хотя Стоун так не считал.
Мне стало гораздо легче разобраться во всем, когда я нанял ее брата, Харрисона (или, как я предпочитал его называть, Малыш Хэрри), в качестве своего личного адвоката. Он был умным парнем, башковитым, но у него был один существенный недостаток ‒ он влюбился в лучшую подругу своей сестры, бедную девушку по имени Мари. Причем в буквальном смысле: девушка была бедной, как церковная мышь, но при этом отказывалась от любой помощи, которую предлагал ей Малыш Хэрри. Он смотрел на нее сквозь призму розовых облаков, поэтому, когда я начал расспрашивать его о некоторых деталях его жизни, мне было легко нарисовать четкую картину.
Он знал, на кого работает, но все равно делал это, думая, что сможет убедить Мари в том, что он тот самый человек, который ей нужен. Я мог бы сказать ему, что он зря тратит время. Она смотрела на него как на брата, но мужчины в любовных муках не видят сквозь розовые очки, которые вынуждены носить.
А вот у меня все получилось. Все мои фишки встали на свои места. Все деревни, которые я решил разграбить, стали моими. Но я был суеверным сукиным сыном и верил в две вещи: бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и ничто, что выглядит или кажется легко достижимым, на поверку достается не так уж и легко.