— Следующий! — позвал Гера.
Вперед шагнул один из охранников, надел автоматы крест-накрест на грудь, просунул черенок вертикально под поясной ремень и перекрестье автоматных ремней на спине… Раз! — и он уже на том берегу.
— Следующий!
— Ой, мамочки! — пискнула Люська, перекрестилась и пошла вниз.
— Ничего страшного, — успокаивал Гера, — отошла, разбежалась…
— Мама-а-а! — заверещала выездная секретарша, оказавшись в воздухе, нелепо дрыгнула ногами, как лягушка на веревочке… И сорвалась. Плюх! Люська бултыхнулась в Речку, малость не долетев до того берега. Но взрыва не произошло, и мокрая курица, благополучно выбравшись из воды, припустилась бежать наверх, где ее уже ожидали у немецкого танка хихикающий охранник и сердитая Светка.
Между тем на тарзанку вышел Ежик. Как ни странно после купания Люськи он почувствовал себя уверенней, Прыг-скок! И тама!
Настала очередь Никиты. Он, наоборот, волновался здорово, потому что думал, будто именно сейчас с ним чего-то приключится. И очень удивился, когда ничего не случилось.
Последний охранник подошел к осине.
— Так, погоди прыгать, — Гера остановил парня, уже взявшегося за тарзанку.
— Сначала я перейду и натяну шнур, а ты мне отсюда по веревке отправишь вещички.
С этими словами Гера ловко перелетел на мысок, успев перехватиться за шнур, который немного потравил с обрыва охранник, и подтянул шнур к себе.
— Автоматы отправь! — крикнул Гера, обеспокоенно поглядывая на внушительные габариты охранника. — Тяжеловат ты малость…
Парень просунул веревку сквозь автоматные ремни и спихнул оружие вниз.
Гера, когда автоматы к нему приехали, ловко отстегнул карабины ремней, снял автоматы с веревки, повесил себе на шею, а потом крикнул:
— Отпускаю! Выбирай веревку, привязывай к дереву, подтягивай тарзанку, а я пошел! Догоняй!
Гера побежал к танку, туда, где уже собрались почти все. А парень взялся за перекладину тарзанки и, разогнавшись, толканулся изо всех сил…
Хр-ряп! — с треском обломилась, не выдержавшая слишком сильного рывка, верхушка осины, к которой был привязан канат.
— Бля-а! — зычно заорал парень, падая в воду с трехметровой высоты. Плюх!
И в ту же секунду — ба-бах! Столб воды и грязи взметнулся выше обломанной осины. Фр-р-р! — какой-то крупный осколок прошуршал над башней танка и снес верхушку березки в метре от упавших. А затем, с интервалом в несколько секунд, бухнуло пять взрывов помельче — там, в самом обрыве.
Долго не могли оторвать тела от травы — все казалось, рванет еще раз.
Потом услышали сдавленный голос Геры:
— Можно, вставайте… Ему поверили, встали.
— Надо сходить, посмотреть… — пробормотал Никита.
— Нечего там смотреть, — мотнул головой Гера. — Я уже все видел.
Пол-обрыва в речку съехало, и осина эта гребаная тоже — с корнями и землей.
Зато теперь никакой тарзанки не надо. Перемычка появилась! Ха-ха-ха!
Смех этот никому не понравился. Тем более что уже третий погиб. Никому не хотелось быть следующим…
— Светик! — взмолилась Люська. — Идем назад! Плюнь на все это! Что у тебя, денег нет, что ли?' Зачем нам все это, а?
— Молчи! — рявкнула Светка. — Молчи, зараза! Убью!
Никита все же, не желая слышать развитие скандала, спустился на мысок.
Да-а… Местность изменилась здорово. Несколько десятков, а может быть, и сотня тонн грунта сползли в речушку вместе с деревьями, кустами, травой и, может быть, даже со снарядами и минами. Метров пятьдесят берега съехало! Все это образовало плотный и довольно высокий завал, перегородивший речку, и видно было, что вода, не находя выхода, поднимается, усиливает напор. Сейчас еще, конечно, перебежать на ту сторону можно… Но едва Никита об этом подумал, как услышал жесткий голос охранника Кости:
— Назад давай! И не смотри в ту сторону, понял?!
Чего тут не понять? Особенно когда во взгляде читается одно: пришью!
Никита на тот свет не спешил.
БУЗА В БУЗИНОВСКОМ ЛЕСУ
Серый пришел в лагерь тогда, когда его «личный состав» принимал пищу. Под навесом у полевой кухни за четырьмя столами сидели тридцать восемь оглоедов.
Кто в потертых ветровках и кожанках, кто в солдатских бушлатах, кто в зековских ватниках. То, что народ усердно метал пищу в глотки, а не бормотал и шептался, производило хорошее впечатление. Это значило, что отдаленный взрыв «лягушки» не произвел особого впечатления. К тому же это значило, что повар сегодня не пересолил, не помыл руки в борще, не изжарил крысу и не пописал в компот.
— Как жрется, мужики? — бодро спросил Серый.
— Приятно, — отозвался принципиально небритый гражданин в бушлате с погонами, на котором имелся один красный просвет без звездочек. Судя по дыркам, когда-то их было аж четыре. Но то ли этот гражданин поленился спороть весь погон, то ли звезды с него когда-то слетели по собственной инициативе, то ли гражданин прослышал, что в царской армии капитанские погоны выглядели именно так — короче, он носил именно такие. Однако его прозвали не Капитаном, а Есаулом, но вовсе не за погоны, а за привычку в поддатом состоянии петь одну и ту же песню Газ-манова: