— Вы всё перечислили?
— Остается лаборатория директора. Там, действительно, теоретики. Наблюдение за полями перемещения и создание единой теории поля. Два человека.
— Вы как будто скептически относитесь к этой проблеме?
— Помилуйте, разве я смею? Я всего-навсего магистр, а Кирилл Петрович Леонидов — академик, десять лет провел в Кембридже.
— Но разве теория поля не признана лженаучной? — Шаров вспомнил университетские семинары. «Вещество, вещество, и еще раз вещество!», ломоносовский завет.
— Директор вправе сам выбирать себе тему, — дипломатично ответил Семеняко.
— Вы поддерживаете связь со своими коллегами?
— Ну… — было ясно, что Семеняко задет. Словно калеке в лицо сказали, что он калека. — Мы получаем литературу — журналы, монографии… Сами посылаем статьи, без подписи, но все же…
— А личное общение? Ваши сотрудники, вы сами бываете на симпозиумах, съездах?
— В силу специфики нашего учреждения в настоящее время персональное участие в такого рода мероприятиях считается нецелесообразным, — бесцветным, невыразительным голосом ответил Семеняко, но глаза кричали: Ублюдок! Поганый, сволочной ублюдок!
— Хорошо. Контакты с зарубежными учеными также отсутствуют?
— Год назад была английская делегация. Со станции Берда. Об этом много писали в Газете.
— Я помню. Встреча в Алозорьевске. Визит вежливости, не так ли?
— Прибыли два представителя марсианской станции Берд, познакомились с городом, посетили Научный корпус, провели совместный эксперимент — определение напряженности поля перемещения, и в тот же день отбыли назад, — монотонно, механически, сообщал Семеняко. Говорящая машина к вашим услугам. — В непосредственном разговорном контакте в Научном корпусе были задействованы двое: директор Леонидов и я, в постановке эксперимента с российской стороны участвовали те же. Отчет о встрече передан в соответствующие инстанции, замечаний не последовало.
— Чего только в этих инстанциях не случается. А как, каким путем оказались здесь англичане?
— Сначала со станции Берд их переместили через Гринвич и релейную цепь в Пулково, а уж из Пулково — сюда. И возвращались они так же.
— А напрямую? Возможно перемещение напрямую?
— Исключено. Во-первых, станция Берд от нас в трехстах верстах, понадобилось бы полдюжины ретрансляторов. И во-вторых, наши и Бердовские передатчики работают в зеркальном режиме — мы возвращаем на Землю ровно столько массы, сколько она посылает нам. Собственной мощности не хватит на посылку и кошки.
— «Сколько в одном месте прибудет, столько в другом тут же убавится», — процитировал Шаров слова основоположника наук. Вернее, прочитал — они бронзовыми буквами выведены были под портретом Михайлы Васильевича.
— Совершенно верно.
— Насколько я помню, намечался ответный визит?
— Намечался. Но в настоящее время никакой подготовки не ведется.
— Да, да… — Шаров знал, почему. И каждый знал. Год назад Россия пыталась подружиться с Англией против Германии, но сейчас английская оттепель кончилась, вернулись морозы. Оймяконские.
— А письма? Вы… или академик Леонидов? Не обмениваетесь ли письмами с англичанами? — сказал, понимая, что несет чушь.
— Ну какие письма, капитан — вдруг озлился Семеняко. — Я из дому, от жены три года вестей не имею. Мы — и письма в Англию! Без права переписки, понимаете? Без права!
— Вы успокойтесь, — Шарову Семеняко не понравился с самого начала, но сейчас на мгновение стало жаль магистра. Жалельщик нашелся. Работу работай, тогда и жалеть времени не станет. Уяснил? Так точно, ваше-ство! Я страсть какой умный!
— Простите, — товарищ директора по науке взял себя в руки. — Что-то я не того наговорил.
— Ничего страшного. Значит, утечка сведений отсюда исключается?
— Во всяком случае я не представляю такой возможности. А что, имеет место?
— Имеет. Только это секрет.
— Понимаю… — Семеняко посмотрел на санитарного ответственного.
— Он допущен, — успокоил магистра Шаров. Бо-ольшой такой секрет, секрет на весь свет.
— Если вы хотите видеть академика…
— Хочу? Это моя обязанность, — всё, что я делаю здесь — обязанность. Здесь и в любом ином месте.