На Земле, как и в поселениях подобных хабов уже не встретишь, но в космических полётах они необходимы – выстраивают цепочку межпланетной связи для пассажиров, но не команды, и страхуют волновую связь корабля. Сергей прижал щетинистую антенну загодя подготовленного передатчика к ячеистому нутру. Даша в МОУ скачивала сейчас данные. Точнее, должна была скачивать.
– Ничего нет, парни! – четверть часа спустя объявил Лен. – На всех режимах пробовали – бестолку! Возвращайтесь. Другой поищем, хотя…
– Ладно, – сухо проговорил Хрулёв, чуть оттолкнувшись от переборки. Его мгновенно закружило, и он ругнулся, запуская движок и выравнивая своё положение. Отнесло его порядком.
– Минуту, – попросил я, опустившись, в отличие от Сергея, на ферропластиковое покрытие палубы, и попробовал включить магнитные вставки подошв. Предостерегающий возглас Хрулёва запоздал, и сильная хаотичная дрожь швырнула меня в переборку. Магниты не выдержали, и не успей я вцепиться в зазубренный кусок поручня, торчавшего у блок-переборки, пришлось бы высаживаться по новой. Но и так удар оказался сильным.
Помотал головой, не обращая внимания, на встревоженные голоса в наушниках. Потом что-то слегка дёрнуло за трос, и меня потянуло к ещё одному хабу – они монтировались во внутренних переборках на всех палубах и составляющих единую сеть корабля.
Я завертел головой. Это Сергей, зависнув над внутренней переборкой, подтаскивал меня к нужному узлу. Я лишь подивился мельком, насколько чётко он работал маршевым движком своего скафандра, и, отпустив поручень, подплыл к округлому пятну. Вернее, к встроенной под ним короткой, с полметра, полочке из двух изогнутых посеребренных трубок – для дамских сумочек.
За него я и уцепился. Повисел немного, скоординировавшись с вращением, насколько сумел, и поднёс загодя подготовленный чип, приклеенный к тыльной стороне левой перчатки скафандра. Очутившись в непосредственной близости от разъёма, торчавшие облачком редкие усики нейросвязи втянулись в микроскопические, невидимые простым глазом отверстия.
Я сам толком не представлял, что ищу, да не особо и верил, будто удастся уговорить кого-нибудь лететь за обломками «Дайны М». Это уж просто подарок судьбы, что Даша, Лен и Хрулёв согласились слетать до вахтового посёлка. Мне кажется, им было любопытно, а вот выйти на МОУ в космос – едва ли. И уцелела ли сеть корабля, как уверял всех, я тоже не знал, лишь надеялся на удачу.
Пока я гадал, получится или нет, облачко тоненьких нитей снова вспушилось вокруг перчатки. Я окликнул Сергея и дал сигнал на МОУ начать сматывать спас-тросы, в который раз посетовав, что эти обычные высотные костюмы с усиленной защитой для работ на низких орбитах не снабжаются напоясными лебедками, в отличие от скафандров космомонтажников, например, или спасателей.
И запас смеси для движка тут был всего ничего, да ими и не пользовались обычно, так, для подстраховки снабжались. Вот и мой, да и Хрулёва, как я понимал, запасы благополучно иссякли после наших попыток причаливания к обломку. О чём извещал мигающий красный нолик снизу и слева на внутренней части пластика обзорного щитка. Не страшно, пойдём на тросах.
Я проводил взглядом удаляющуюся тёмную фигуру, и одновременно с возгласом Даши «Илай!» до меня дошло, что я двигаюсь намного медленней, чем Хрулёв. Здесь, в пространстве, быть такого не могло: скорость сматывания спас-тросов, закреплённых на одном барабане лебёдки модуля только в разных желобах, одинакова. Вес в нашем случае роли не играет, да он у нас примерно равный, масса тоже.
Меня вдруг дёрнуло так, что чуть не порвало напополам, и повлекло назад.
– Илай, оглянись!
Я развернулся, ровно, чтобы не сорваться в «штопор», как в том, первом здешнем полёте.
Огромный кусок палубы перестал вращаться и завис громадой, загородив часть роя и Марс. И меня тянуло к нему непонятно чем, и, судя по непрекращавшейся боли от натянутого спас-троса, вместе со мной тянуло и МОУ. То есть, даже не тянуло – двадцатитонный модуль несло на меня с нарастающей скоростью. Три минуты до столкновения, услужливо выдал мозг – на кой, только космос ведает.
Но я плохо думал о своих напарниках. За несколько секунд МОУ ухитрился струями вспомогательных двигателей развернуться лихим кульбитом и ударить М-выхлопом, одновременно оборвав мой спас-трос. Импульс М-генератора швырнул модуль за пределы роя, и я потерял его из виду. Ну и хвала космосу! Удар с таким ускорением о кусок корабельной обшивки его по ней бы и размазал.
А вот меня вновь поднесло к остаткам палубы и больно приложило спиной, вернее ранцем движка, о палубное покрытие, и потащило дальше. Я замахал руками в тщетной попытке ухватиться за что-нибудь и молясь о том, чтобы по пути не оказалось ничего достаточно острого. Мне удалось зацепиться за край выломанной блок-переборки одной из кают.
Сел, судорожно переводя дух, и огляделся.
МОУ я не увидел. А обломок подо мной вдруг скрутило судорожным сжатием, сминая всё, что оставалось ещё закреплённым на палубе и вместе с палубой – я едва успел оттолкнуться – в сереющую однородную массу огромного кокона, к которому меня с силой прижимало снаружи. Сквозь уплотнившуюся серость было видно, как внутри, вдоль воображаемой оси, вырастают плоские разноцветные потоки, скручиваясь на концах кокона в такую же плоскую нить и протягиваясь за его пределы к рою.
Весь рой как бы схлопывался, стягивался с внешних орбит внутрь, к «моему» кокону, выстраиваясь позади в длинную, насколько хватало глаз, цепь. Будто нанизанные на одну ось бусины разной величины. Происходит ли то же самое с противоположной стороны, «позади», так сказать, я не видел.
Затем что-то стало твориться со зрением. Показалось, будто часть окружающей рой пустоты закуклилась сама в себя, образуя вращающуюся призрачно-прозрачную сферу. С неё скатывались наружу змеящиеся призрачные протуберанцы, разрывая пространство вокруг объёмными чёрными вздутиями, и опадали, исчезая в сфере. Постепенно они делались больше и продолжительней, свиваясь в мерцающую белым объёмную полосу – словно гигантский рукав – выделенного пространства, поглотив растянутую цепь коконов и сползающую к её концу. И к этому к этому концу со стороны Марса потянулись призрачным веретеном серовато-белёсые туманистые облака, обдирая атмосферу до поверхности планеты. Остриё веретена воткнулось в полосу, и та запульсировала, извергнув нить капель застывшего белого света. В сторону солнца.
Капли вдруг осымпались звёздным дождём, притягиваясь друг к другу, наливаясь всеми цветами спектра и наполняясь объёмом, создавая пучок переплетённых лучей света. Каждый светил сам по себе, не сливаясь с другими. А атмосферный покров продолжал сползать в космос, подпитывая выделенную полосу пространства.
Как зачарованный, я смотрел сквозь окутавший всё белёсый флёр на закручивающуюся в кольца вереницу бывших обломков над призрачным «рукавом». Я насчитал семь колец, кроме «своего», самого малого по количеству и дальнего от планеты. Постепенно они начали вращаться в одну сторону. Более близкие увеличивали с каждым оборотом свои орбиты, расходясь всё дальше, в отличие от более дальних, и «моего» в том числе, описывающих сужающиеся круги. Постепенно они растянулись в гигантскую – я не мог даже охватить её взглядом целиком – воронку, всасывающей раструбом атмосферу Марса.
Кажется, проект переселения на Марс трещал по всем швам. Я боялся даже подумать, что творится сейчас на поверхности. И только беспомощно смотрел на гигантский катаклизм, впечатляющий до умопомрачения.
Просвечивающие насквозь стороны воронки внезапно соткались в светлое полотнище, выбелив окружающее пространство. Я оказался внутри, и с каждым оборотом меня словно растягивало по вращающимся стенам, разрывало, истончало в ничто, в нуль…в свет. В голове помутилось, поплыло дробящимися волнами осознания и принятия окружающего, что меня нет, как такового, а есть слившийся с окружающими свитыми полосами разделённого по цветам света поток, скорей даже функция. Не было и удивления, почему различаю то, что не должен различать в принципе. Не кажущиеся, по-настоящему застывшие энергосгустки – фотоны, сросшиеся с ещё меньшими системами энтропии. Я их не видел, не чувствовал – воспринимал, как функции. Функции всего сущего, где одна невозможна без другой.