– Да нет, не всё. Представь необъятное поле, насколько хватает глаз, и вдруг оно вспучивается бесконечными гигантскими фонтанами шевелящихся стеблей. Они брызжут во все стороны порванной на куски марпоникой, выдранными обломками скалистой почвы, и не приведи Господь угодить под такой обстрел! Некоторые обломки и стебли выбросило на орбиту. А потом эти фонтаны проваливаются внутрь, вглубь планеты, оставляя настоящие кратеры, которые в свою очередь смываются, разглаживаются катящимися вздутиями-волнами. Словно вздох великана.
«Вот так сравнение», – подумал я, но промолчал. Рассказывать о теле на КППМ явно не стоило. Это дело Герда.
– Скажи, Илай, – уже более воодушевлённо продолжал Хрулёв, – тебе не кажется странным, что в нашей системе жизнь возникла только на Земле?
– Не задумывался, – ответил я.
– А я задумывался! Марс старше Земли, ему больше четырех с половиной миллиардов лет, четыре миллиарда 650 миллионов, если уж быть точным. Но наклон к оси вращения практически одинаков, до Земли свет Солнца доходит за восемь минут, до Марса за двенадцать. И поначалу жизнь развивалась и здесь, почему не развилась? Почему только на Земле? Обе планеты – родные сёстры, отчего ж одна взлелеяла жизнь, а другая нет?
– Ну и вопросы! – сказал я. – Не знаю.
– И я не знаю! Но если предположить, что планеты живые, то…
– То можно сказать, что Марс не хочет носить на себе белковую жизнь.
Мне стало скучно. Новые космогонические теории множились в геометрической прогрессии с каждым годом, да и старые уже некуда девать. И все были недоказуемы.
– Только ты учти, Сергей, что и из родных сестёр, если уж пользоваться твоими сравнениями, одна может родить, а другая нет.
– Хочет.
– Что, прости?
– Не «может» или «не может», а хочет или не хочет. Ты, видимо, не в курсе последних меднаработок?
Я кивнул.
– Я так думал, – продолжал Хрулёв. – Доказано, что при нынешнем уровне духовного развития человек – женщина – может подготовить и подстегнуть свой организм к зачатию, если захочет. В процентном отношении это где-то 70*30.
У меня стали слипаться глаза. Это было невежливо по отношению к Хрулёву, но практически вторая бессонная ночь давала о себе знать.
Я с усилием выпрямился.
– Утомил я вас. – Хрулёв поднялся. – Вы уж извините, но хочется иногда выговориться. Спокойной ночи.
– Всего доброго, – я махнул рукой и тоже встал. Места сразу стало очень мало. – И, кажется, мы на «ты».
Сергей негромко рассмеялся и вышел.
Следовало забраться в душ, но я слишком вымотался. Растянулся на кровати и провалился в глубокий сон.
И вторую ночь не смог нормально выспаться.
Мерещились тёмные шахты лифта, расширяющиеся трещины в переборках, встающий горбом пол, ослепительный аварийный свет…
Я перевернулся на спину. Спать уже не хотелось. До здешнего рассвета оставалось около часа. Можно, конечно, встать, но было откровенно лень.
«Полежу пока», – решил я, прикрыв глаза. Мысли кружили вокруг недавнего кошмара, постепенно соскальзывая к воспоминаниям о крушении «Дайны М». К началу. Хотя нет, началось, пожалуй, раньше, когда демоны космоса погнали меня в приборно-агрегатный зал отсека ходовых служб, визуально проверить двигатели причаливания и ориентации и антенны аппаратуры сближения. Под демонами я подразумеваю старшего дежурного по корабельной смене Олега Андреева. Зачем это нужно и почему должен присутствовать кто-нибудь из навигационной группы корабля, как требовалось по инструкции, по-моему, никто не помнил. О любых неполадках компьютерная сеть и так мгновенно известила бы рубку управления. Да и специалисты группы управления двигателями проделали бы всё это лучше и быстрей.
Как бы там ни было, инструкцию следовало выполнять. А поскольку вся пилотажная группа, да, собственно, и вся команда, была занята по уши перед расстыковкой с грузовым тором, то отправили меня – всё же виртуал-прогнозисты астронавигации заняты при посадке не в пример меньше, чем пилоты. И какого было моё удивление, когда выбравшись из торпеды лифта, я не встретил ни одной живой души. Хотя по той же инструкции производить осмотр-приёмку следовало в сопровождении представителя инженерного отдела.
– Добрый день, – проблеял я робко, оглядываясь по сторонам в поисках местных аборигенов.
На внутренней переборке возле лифта засветился большой экран видеосвязи, явив широкое темнокожее лицо с толстым носом и глазами навыкате. Ангус Пайпер, член комсостава корабля и глава инженерных служб. Тут было его царство.
– Приветствую. – сказал он, мельком взглянув на меня и сразу отведя взгляд в сторону. – Помощь, надеюсь, тебе не нужна?
Он наполовину развернулся и принялся подавать кому-то непонятные мне знаки.
Какое гостеприимство.
– Нет.
– Вот и хорошо, – обрадовался Пайпер. Улыбка забавно скривила его толстые губы – словно он жевал что-то. – Там всё проверено. Мы сейчас грузовой корпус готовим, рук не хватает, хоть разорвись.
Понятно..
– Всё в порядке, – сказал я. – Осмотрюсь и уйду.
– Лучше давай к нам на седьмую палубу, дел невпроворот. А у тебя сейчас…сам понимаешь.
– Да я согласен. – В самом деле: лучше помогать в интереснейшем деле, тем паче, что помощь требовалась, чем сидеть сиднем в рубке и глазеть на экран. – Только моих предупредите.
– Обязательно. – Пайпер что-то проделал у себя на пульте. – Уже. Заодно и допуск тебе оформил. Ты теперь временно прикреплён к нашей секции.
И, прежде чем я успел ответить, махнул на прощание рукой, и экран погас.
У инженерных служб сейчас аврал: готовят к снятию с оси наружный – грузовой – корпус – тороид, как бы нанизанный на веретено самого корабля. А это ни много, ни мало больше двух третьих массы «Дайны М». В полёте он вращается, создавая центробежную силу тяжести, и по внутреннему ободу тянется спецгалерея, которую монтируют и раскручивают лёгкими электромагнитными импульсами М-генератора после старта и убирают перед финишем. Остановив вращение, разумеется. Все пассажиры и члены команды проводили, точнее, прошагивали здесь определённое количество часов, радуясь возможности почувствовать власть над собственным телом,, чего в принципе не позволяли магнитные прослойки башмаков на ферропластике палуб. Но для навигационной группы любая коррекция курса с такой колоссальной вращающейся массой, становилась кошмаром наяву.
Сейчас он остановлен, но его снова закрутит после снятия с оси корабля, но тут в дело вступит срощенная с главным корпусом дистанционная нейросеть, запуская четыре закреплённых на тороиде сближающе-корректирующих двигателя. После чего сам он, состоящий из спаянных друг с другом магнито-плазменной сцепкой контейнеров разделится послойно на части. Меньшую, где находилась аппаратура для космических исследований, состыкуют с грузовым терминалом «Марс-3» для последующей разгрузки. А бомльшую, используя управляемые орбитальные модули, посадят на планету в районе одного из двух космопортов. Оба они оборудованы магнитными катапультами – разработанными на Марсе и специально для Марса эруптивными установками для вывода на низкие орбиты неживых грузов. Здесь, в отличие от Земли, это оказалось вполне возможно, благодаря меньшей силе тяжести, первая космическая скорость для выхода в космос здесь всё же меньше 8 километров в секунду. И хотя сам Марс и движется по орбите довольно прытко – 24 км в секунду, всё-таки это не Земля с её 30 км/с.
На орбите останутся только упрятанные под внешней обшивкой жилые палубы, рубка управления и двигательный отсек.
Другое дело, что ждать полной загрузки контейнеров для обратного рейса можно будет до морковкина заговенья. Марс пока не производил ничего, что требовалось Земле, если не считать научных изысканий. Потому-то пустые контейнеры снова соберут в тор, «наденут» на корпус, и «Дайна М» отправится домой за новой партией переселенцев и припасов. И дорого, и рискованно, но куда денешься: на родной планете и так уже кое-кто начинал поговаривать о нехватке жизненного пространства для особо избранного народа некоего сильно демократичного государства. Вернее – демократизаторского: стоило какой-либо стране начать проводить политику, отличную от политики этого самого государства, как правители последнего, бряцая оружием, поднимали истеричный ор о нарушениях демократии. И всё бы ничего, если б они не начинали устанавливать эту самую демократию там, где их никто не просил. Подкупом, угрозами, взрывами бомб. Авиабомб, точнее.