— Это мне известно.
— Превосходно. Так вот, если тебя интересуют какие-либо знаменитые вулканы, то ближайший — Павонис Мон. Двадцать один километр в высоту, а кальдера — одна из самых впечатляющих на протяжении всего Тарсианского горного хребта. Принимая во внимание такие характеристики, как высота, плотность воздуха и вероятность образования пылевых вихрей, я полагаю, что в поле твоего зрения находится именно знаменитый Павонис. Вероятность ошибки расчетов ничтожно мала, не больше двадцати процентов.
— Итак, Тарсис Мон — это название колонии, — подытожила Коглан.
— Не только колонии, но и всего вулканического плато, — уточнила Конфетка.
— …в то время как Павонис — это огромный кратер. Спасибо, Конфетка. А теперь помолчи немного, ладно?
— Хорошо, Деметра.
С тех пор как с ней произошел несчастный случай, Деметра Коглан существенно ограничила оперативные возможности своего «хронометра». С одной стороны, она постаралась сделать общение с механической прислугой как можно более приятным, наделив его мелодичным голосом и вежливыми манерами. Эта вежливость, правда, ограничивалась набором фраз вроде «пустяки», «спасибо», «все в порядке», что, в общем-то, не прибавляло Конфетке человеческого тепла.
Чтобы чувствовать себя еще увереннее, она ограничила доступ Конфетки к планетарной компьютерной сети. Теперь та была обязана в подробностях докладывать хозяйке, откуда пришли те или иные сведения, и обязательно указывать степень вероятности возможных ошибок. В те времена киберы делали это весьма редко. Третья мера предосторожности, предпринятая Деметрой Коглан, состояла в следующем; перед сном она снимала свой титановый браслетик, и вмонтированная в него Конфетка всю ночь «отдыхала» в ящике или в стакане с водой. Деметра же могла расслабиться, не боясь, что сболтнет во сне что-нибудь лишнее, и это лишнее станет достоянием компьютерной сети. Возможно, такие действия Коглан и казались странными, но они помогали ей обрести некоторую уверенность.
Прильнув к окну, Деметра наблюдала, как с каждой секундой приближается огромный кратер; сверху тот напоминал древние морщинистые губы исполинского лица, застывшие в отчаянной попытке поцеловать идущий на снижение пассажирский отсек. А в отсеке царила тишина. Единственной компанией Деметры на протяжении всего перелета были пара контейнеров с наклейками «Осторожно! Хрупкие вещи» да двое других пассажиров. Вещи, очевидно, боялись стремительного снижения, а люди — живого общения.
Смуглый мужчина со спутанной бородкой и в тюрбане цвета морской волны, очевидно, не знал ни слова по-английски. Напуганный состоянием невесомости, он крепко пристегнулся к креслу всеми возможными ремнями и с головой ушел в чтение новостей. Время от времени он строил смешные гримасы и легонько похрюкивал — наверное, виной тому были какие-то особо интересные происшествия.
Глядя через весь отсек на освещенные страницы журнала, Деметра могла разобрать только название — «Новости Нью-Делфи». Все-таки читать задом наперед трудновато. Рядом с заголовком был изображен сердитый лев — тиснение явно в староанглийском стиле. Рукописный шрифт смахивал на санскритские буквы.
В противоположность смуглому пассажиру в тюрбане его попутчица была бледнолицей крашеной блондинкой. Ее плотно облегающий саронг напомнил Деметре о южных морях. Разрез обнажал бледную лодыжку, всю покрытую прыщиками. Просторные одежды развевались на сквозняке, создаваемом вентиляторами и все тем же ранее упомянутым состоянием невесомости. Единственным «украшением» девицы был округлый темно-бордовый шрам над реденькими бровями да весьма странная татуировка: неестественно синие слезы, капающие с наружной стороны глаз. Еще в самом начале путешествия Деметра попробовала завести с ней разговор, но, похоже, та не знала ни один из доступных Деметре языков — ни дипломатического варианта английского, ни классического русского, ни даже испанского или арабского. Блондинка лишь непонимающе пожимала плечами, улыбалась и все плотнее укутывалась в саронг.
Деметре не оставалось другого занятия, кроме молчаливого созерцания приближающегося кратера, который с каждой секундой становился все больше. И вот, когда его старческий рот почти поглотил снижающийся космический корабль, последовал внезапный толчок, и картина за бортом резко сменилась. Взгляду Деметры открылись склоны обветренных скал.
А еще через несколько секунд она почувствовала под ногами твердый, устланный коврами пол отсека. От неожиданности Деметра упала.
Не так-то просто перейти от состояния свободного полета к ощущению истинного веса своего тела — даже если сила тяжести на Марсе втрое меньше, чем на Земле.
Еще один сильный толчок отбросил Деметру в угол кабины — ракета наконец коснулась поверхности Марса.
Из окна иллюминатора открылся вид на отшлифованные машинами покатые изгибы скал, которые с двух сторон освещались яркими огнями.
Крючковатые захваты со скрежетом вцепились в посадочную поверхность. Открылась шлюзовая камера, соединяясь с входом в терминал аэропорта. Через несколько секунд дверь бесшумно поднялась.
У Деметры заложило в ушах от перепада атмосферного давления. Она мельком посмотрела на своих спутников, но они не обращали на нее внимания, целиком погрузившись в сборы. Приведя в порядок розовый комбинезон, Деметра накинула на плечи изящный нейлоновый шарфик и уже потом отстегнула свой багаж. У нее было всего два чемодана: громоздкие и почти неподъемные на Земле, на Марсе они стали втрое легче. И Деметра помчалась вперед, практически не ощущая их веса.
Ее никто не встречал в узком, забетонированном пассажирском переходе. Официально считалось, что Деметра на каникулах. Дедушка Коглан решил, что Деметра нуждается в новых впечатлениях, свежих и бодрящих: сколько же можно штудировать сухие науки — практические переговоры, булеанская экономика, культурно-психологическая апперцепция и ассимиляция? К тому же она, бедняжка, только что прошла девятимесячные курсы физио- и психотерапии. Лучшие специалисты учили Деметру пользоваться ее новыми, заново воссозданными мозгами высшего качества. (Это было нечто вроде реабилитационной медицины, ведь Деметра совсем недавно перенесла тяжелейшую операцию.)
«Поезжай на Марс, детка, — убеждал ее дедушка. — Посмотришь на вулканы, попутешествуешь на прокси…»
Дедуля Деметры, большая «шишка», вице-президент Суверенного Государства Тексахомы, легко мог устроить внучке эту поездку, создав прекрасные условия для проживания, отдыха и всего такого прочего. В конце концов, Деметра поддалась его уговорам, взяла отпуск и отправилась в путешествие…
Особый идентификационный механизм, которым ее снабдил дедушка, должен привлечь внимание встречающих на Марсе. Но почему-то на выходе из Фонтана не было ни души. Даже чемоданы оказалось некому поднести.
Далеко внизу, там, где тоннель еще больше расширялся, мелькнула чья-то фигура. Мелькнула и тут же растаяла в полумраке.
— Эй, там! Есть кто…
Голос Деметры внезапно оборвался. Она даже выронила чемодан от неожиданности — таким писклявым и неестественным показался ей собственный голос.
«Э-е-й, тя-а-м!.. Е-е-сь х-хто?…» — Это была не Деметра, а объевшаяся амфетамина Минни-Маус.
Коглан стремительно зашептала прямо в титановый браслетик:
— Конфетка! Что со мной? — От волнения она даже охрипла. Голос все так же зловеще шелестел в пустом тоннеле. — У меня с легкими что-то не в порядке?! Отвечай!
— Подожди секунду, — бесстрастно прозвенел в ответ кибер. — Пульс в норме, если принять во внимание ту высоту, на которой ты сейчас находишься. Дыхание тоже в порядке. Уровень сахара в крови и содержание электролитов — норма. Кислорода, правда, чуть больше, чем нужно. А почему ты решила, что с тобой что-то не так, Дем?
— Да ты только послушай мой голос. Коглан едва не перешла на визг.
— Секундочку. В Сети на этот счет имеется следующая информация: воздух в тоннелях обычно содержит двадцать процентов двухатомного кислорода, семьдесят девять процентов двухатомного гелия, а также незначительное количество двуокиси углерода, водяных паров, формальдегида, ну и органические вещества — продукты человеческого дыхания и производственного загрязнения.