Лоло последовал за ней к одному из комплектов, но Торвей задержался.
— Ну же, полковник! — окликнула его девушка. — Меню сегодня не предусматривает выбора.
— Я… я не могу, — неуверенно отозвался киборг. — Сенсоры… несовместимы с моими… системами.
— Все равно подлетайте сюда, — не унималась Деметра.
— Если уж Сеть пожелала, чтобы вы участвовали в игре, то что-то предусмотрела.
Торвей неуклюже кивнул и оттолкнулся от пола. Подплывая к середине комнаты, он развернул уцелевшее крыло и попытался привести в действие поврежденное, чтобы притормозить и не пролететь мимо.
Деметра уже успела прижать липкие подушечки сенсоров к правому виску, горлу, левой подмышке, солнечному сплетению и паху, для чего ей пришлось оттянуть джемпер. Сбросив ботинки, она сунула ноги в узкие, похожие на сандалии крепления, потом убрала волосы и натянула на голову шлем. Оставалось только надеть перчатки.
Перед глазами пробежали узкие серые полосы, и программа началась. Деметра оказалась в сферической комнате с кольцом из двенадцати ламп, опоясывающих помещение и расположенных на уровне локтя. Лоло Мицуно и Роджер Торвей исчезли…
Гармониа Мунди
Лоло Мицуно шел по поверхности Марса в рубашке с короткими рукавами. Носки тапочек, которые он обычно носил внутри комплекса, взметали пыль, привычно кружившую в воздухе и медленно оседавшую на песок. Ветер обдувал туловище и ноги, прошмыгивал под широкие штанины брюк, заменявших привычный скафандр. Лоло дышал, втягивая резкий прохладный воздух.
Перескакивая через черные камни, разбросанные по лимонно-желтому песку, Лоло оглядывался по сторонам. Местность показалась ему знакомой, он был почти уверен, что шел здесь совсем недавно. Это… да, верно, Гармониа Мунди, где он в последний раз видел Роджера Торвея. Точнее, в последний раз за пределами комплекса.
Пройдя примерно тысячу метров по каменистой равнине, Мицуно наткнулся на аномалию: участок песка площадью около десяти квадратных метров, свободный от камней и словно разглаженный. Посреди этой полоски был отчетливо виден прочерченный круг диаметром в два метра.
Около круга сидел на корточках мальчик лет десяти. Он был совершенно голый, с прядью густых черных волос, налезавших на миндалевидные глаза. Мицуно показалось, что у мальчика евразийские черты лица, хотя кожа была светлая. Когда ребенок поднял голову и посмотрел на Лоло, между расплывшимися в знакомой ухмылке губами сверкнули клыки. Это был… Джори ден Острайкер. Точнее, это был прежний Джори, такой, каким он был до операции, превратившей его в креола.
Кивнув Лоло, как давнему знакомому, Джори снова повернулся к кругу, чтобы продолжить прерванную игру. Его правая рука была сжата в кулак, причем большой палец скрылся под указательным. В кулаке что-то блеснуло. Джори резко выбросил пальцы, выстрелив яркую бусинку, комету — нет, солнце, — к центру круга.
Проследив за траекторией полета, Лоло только теперь заметил, что внутри круга медленно вращаются по непонятным орбитам другие яркие камешки, похожие на крошечные солнца. Белый карлик Джори столкнулся с одним из них. Второй камешек вспыхнул, радужной короной разбрызгивая капли горящего водорода. Новичок нарушил уже установившийся в системе порядок, сместив со своих орбит двух красных гигантов и выбив белого карлика за очерченную границу.
Мальчик вскочил и перепрыгнул на другую сторону круга. Схватив белого карлика, он положил его в мешок, неизвестно откуда оказавшийся на песке. Коричневая кожа взбугрилась и надулась, словно от увеличившегося внутри мешка давления. Лоло подумал, что в сумке уже находится несколько таких солнц.
Джори снова посмотрел на Мицуно и зубасто ухмыльнулся.
— Хочешь сыграть? Лоло улыбнулся.
— Я… у меня нет с собой таких шариков.
— Ничего, поиграешь моими. — Мальчик потряс мешком. — Мы просто сыграем… на интерес.
Тонка,
Оклахома
Роджер Торвей шел по самой середине улицы, пролегавшей через приятный пригородный район. По обе стороны дороги зеленели широкие лужайки, спускавшиеся к бетонным ограждениям тротуаров. Проездные дорожки шириной в две машины, обсаженные низкими кустиками и залитые асфальтом, уходили вверх, разрезая изумрудные газоны. Белые фигурки домов с зелеными или голубыми ставнями окон возвышались над небольшими, в четверть акра, участками земли. Большинство домов были построены в стиле ранчо, но кое-где встречались и двухэтажные особняки в колониальном стиле, выглядевшие несколько нелепо на фоне этой игрушечной прерии. Солнце стояло высоко над горизонтом и светило намного ярче, чем на Марсе. Его лучи падали на крылья Роджера, наполняя их энергией.
Улица определенно была ему знакома, хотя в последний раз он видел ее зимой, почти в полночь. Тонка… Да, Тонка, тот самый жилой квартал, где когда-то жили и они с Дорри. Дом с правой стороны — это его дом. Точнее, был когда-то.
Он свернул на подъездную дорожку, потом прошел еще десять метров по тропинке, выложенной каменными плитами, и остановился у входа. Окрашенная белой краской дубовая дверь с сияющей медной ручкой и задвижкой была приоткрыта. Он протянул руку и…
— Привет, милый! — Легкий и знакомый женский голос прозвучал откуда-то изнутри дома. — Я в игровой комнате.
Странно. Торвей не помнил, чтобы у них дома была игровая комната. Был его кабинет, его убежище, его логово, где он обычно читал, где хранил чековую книжку, где писал, когда возникала необходимость ответить на электронные письма. Ничего похожего на игровую комнату. Зная, что он пребывает в своего рода сне наяву, Роджер прошел налево, через холл, туда, где размещался его кабинет.
Вначале было темно, шторы опущены. Стол, кресло, столик с керамической лампой… все это отсутствовало. Место вынесенной мебели занимал бильярдный стол, а единственными источниками света были две свисавшие с потолка лампы под матовыми, конической формы абажурами.
Их белые лучи мягко отражались от зеленого сукна. Дорри стояла у стола, повернувшись спиной к Роджеру, с кием в руке. Это тоже было странно, потому что, насколько он помнил, она никогда не играла в бильярд и вообще принципиально презирала все комнатные игры. Дорри была из тех девушек, которые всему на свете предпочитают пляжный волейбол. Особенно если при этом можно щегольнуть новеньким бикини.
Она повернулась и улыбнулась ему. Это была не Дорри. Фигура и лицо- да, ее немного тусклые волосы и живые карие глаза говорили, что перед ним Сьюли Карпентер, его вторая жена. Заплечный компьютер Роджера никогда не вызывал ее образа. Торвей никогда бы не позволил этого.
Внезапно он почувствовал, что злится.
— Подожди, дорогой, — сказала Сьюли. — Сначала мне надо кое-что сделать.
Она отвернулась и наклонилась над столом, отчего ее узкие джинсы натянулись, подчеркивая интересные детали фигуры. Красная шелковая рубашка, завязанная под грудью в стиле «калипсо», поползла вверх, обнажив полоску белой кожи шириной с ладонь и выступающие позвонки. Пальцы левой руки отбросили на сукно тень, отдаленно похожую на толстую паутину. Приподняв локоть, Сьюли отвела кий.
Роджер подошел поближе, ему вдруг захотелось посмотреть, что она делает. Это был обычный бильярдный стол с высокими бортиками, прямыми углами, но без луз. Вместо пятнадцати разноцветных шаров Торвей увидел всего три: белый и два красных. Сьюли еще не ударила по белому, а красные уже вращались — как-то странно, словно сами по себе. Белый шар тоже вращался. Но медленнее, чем два других.
Теперь Роджер понял, какая задача стоит перед Сьюли. Ей нужно было так ударить по белому шару, чтобы он коснулся обоих красных. Либо, если это не получится, сделать так, чтобы новая комбинация шаров не позволила сопернику добиться успеха.
Сьюли показала себя настоящим мастером: удар пришелся по касательной, и белый шар пошел по какой-то необычной траектории. Отскочив от первого красного, он задел второй, придав обоим дополнительную скорость вращения, но сохранив при этом прежнее их соотношение: два к одному.